Автор житейских историй
Валентин Эдуардович стоял у входа в "Пятёрочку" и думал о том, что жизнь — это цирк. Только вот арена стала меньше, купол ниже, а вместо аплодисментов — звук сканера на кассе. Пип. Пип. Пип. Как метроном судьбы. Тридцать лет он ходил по канату...
Я вам скажу, что прогресс - это такая штука, которая всегда догоняет тебя в самый неподходящий момент. Вот Аркадий Моисеевич Рабинович, семьдесят восемь лет, всю жизнь прожил без этого вашего интернета. И ничего, нормально жил...
Семён Маркович Гольдфарб храпел. Храпел он основательно, с чувством, с толком, с расстановкой. Храпел так, что соседи снизу думали, будто над ними ремонтируют трамвайное депо...
Знаете, что самое страшное для писателя. Нет, не критики. Не падение тиражей. Даже не отсутствие гонораров. Самое страшное — это когда с потолка капает, а ты сидишь перед пустым листом и думаешь: может, это знак...
Понимаете, я не националист. Боже упаси. Я профессор. Тридцать лет кафедра русской литературы. Достоевского им объяснял, Толстого. А они мне что. Шпаклёвку и обои. Но это нормально. Каждому своё. Им - шпатель, мне - Шопенгауэр. Позвонил по объявлению...
Понимаете, есть такие утра, когда просыпаешься и думаешь: а что, собственно, изменилось со вчерашнего дня. Ничего. Абсолютно ничего. Те же лица, те же остановки, тот же запах солярки вперемешку с дешёвым парфюмом бабы Клавы с третьего ряда...
Семён Аркадьевич стоял перед зданием банка и чувствовал себя партизаном перед вражеским штабом...
Понимаете, есть вещи, которые невозможно объяснить. Вот как объяснить вьетнамской бабушке, что в Москве нельзя сушить рыбу на балконе. Или как объяснить московскому ЗАГСу, что Нгуен — это фамилия, а не имя...
Я проснулся в семь утра с чувством обречённости. Не потому, что болел — наоборот, чувствовал себя прекрасно. Но мне нужна была справка. Простая справка для бассейна. Казалось бы, что может быть проще. Здоров — получи бумажку, что здоров...
Клавдия Петровна стояла у плиты и помешивала борщ. Помешивала медленно, по часовой стрелке, как учила её мать. Против часовой — это уже не борщ, а так, баланда какая-то. В кастрюле булькало счастье. Или несчастье. Смотря кто придёт на ужин...
Знаете, что самое обидное в нашей жизни. Не то, что зарплата маленькая, не то, что дети не слушаются, и даже не то, что муж храпит...
Я стою. Стою уже полтора часа. Впереди ещё человек двадцать. Позади - человек сорок. Это поликлиника номер семь, регистратура, талончик к терапевту. Вы спросите - зачем. А я отвечу - а куда деваться. Давление скачет, как курс доллара...
Стою я, значит, в магазине бытовой техники. В руках коробка от кофеварки. Кофеварка внутри. Мёртвая. Три дня прожила, как хомячок. Утром встал - она всё. Не включается. Молчит. Как жена после ссоры. Подхожу к стойке возврата. Девушка милая сидит...
Всё началось с трещины. Маленькой такой, скромной. В ванной. На стене. Жена говорит: "Надо что-то делать". Я говорю: "Конечно, надо". И вот тут я совершил главную ошибку своей жизни. Я сказал: "Сам сделаю. Что там сложного. " Что там сложного...