Квартира номер 87
Вадим Григорьевич Островский поднимался по лестнице жилого комплекса "Золотые ключи", привычно считая ступеньки. Двадцать четыре до площадки, поворот, ещё двадцать четыре. Восьмой этаж...
Автор житейских историй
Вадим Григорьевич Островский поднимался по лестнице жилого комплекса "Золотые ключи", привычно считая ступеньки. Двадцать четыре до площадки, поворот, ещё двадцать четыре. Восьмой этаж...
Марина Левченко проснулась от тихого бормотания, доносившегося из соседней комнаты. Электронные часы на прикроватной тумбочке показывали 3:47. Опять. Третью ночь подряд Алиса разговаривала во сне примерно в это же время...
Виктор Семёнович Крылов проснулся в своей каморке ровно в девять вечера, как всегда. Будильник на телефоне пропищал три раза, прежде чем он дотянулся до него своей узловатой рукой с выступающими венами...
Михаил Степанович Воронов проснулся, как всегда, за пять минут до будильника. Четыре тридцать утра. Серый питерский рассвет ещё не думал пробиваться сквозь плотные шторы его однокомнатной квартиры на Васильевском острове...
Михаил Петрович завёл двигатель старенькой ГАЗели в половине шестого утра, как делал это каждый будний день последние пятнадцать лет. Маршрут номер тринадцать: от Химмаша до Центрального рынка через весь Екатеринбург...
Утренний Петербург встретил Михаила Петровича привычной моросью. Серое небо висело так низко, что, казалось, можно было дотянуться до него с крыши маршрутки. Он включил дворники и поморщился - левый опять скрипел, как несмазанная дверь в фильме ужасов...
Михаил Петрович Зубов проснулся, как всегда, без будильника в пять тридцать утра. Старая привычка, въевшаяся в кости за пять лет работы на маршруте...
Артём Назаров ненавидел старые лифты. Особенно в таких домах — сталинках с высокими потолками и облупившейся краской на стенах...
Михаил Петрович крутил баранку своей маршрутки номер семнадцать уже пятнадцать лет. До этого гонял фуры по всей стране, но после развода осел в Каменске — городишке, где даже собаки знали друг друга по кличкам...
Рамиль Хасанов проснулся, как всегда, в половине пятого утра. Старый будильник на тумбочке даже не успел зазвонить — внутренние часы работали точнее любого механизма. Двадцать три года за рулём маршрутки сделали своё дело...
Виктор Семёнов проснулся в половине седьмого вечера, как всегда, с ощущением, будто его голову набили мокрой ватой. Серый петербургский свет просачивался сквозь дешёвые жалюзи, рисуя полосы на выцветших обоях...
Геннадий Петрович Морозов проверил время на потёртых наручных часах — половина второго ночи. Самое мёртвое время в супермаркете «Радуга», что на окраине Екатеринбурга...
Максим Петренко включил счётчик ровно в полночь. Старенькая "Шкода" урчала, как сытый кот, а радио шипело помехами — после дождя всегда так. Он достал из бардачка пачку "Винстона", закурил и откинулся на сиденье...
Блошиный рынок на Преображенской площади пах прелыми листьями и старой кожей. Алина Петровская медленно брела между рядами, придерживая рукой воротник осеннего пальто...
Рашид Ахметов впервые заметил её в дождливый октябрьский вечер, когда мокрый асфальт блестел под редкими фонарями, а в салоне его старенького ПАЗика пахло сыростью и дешёвым табаком от предыдущих пассажиров...
Рустам Ахметов протёр пыльную полку в дальнем углу своего магазина и чихнул. Третий раз за утро. «Электрон» — так назывался его магазинчик на Садовой — был забит старым хламом до потолка...
Марина проснулась от странного бормотания. Электронные часы на тумбочке показывали 03:17 — самое мёртвое время ночи, когда даже воздух кажется густым и неподвижным. Она прислушалась. Звук доносился из детской. Тима опять разговаривал во сне...
Рустам Ахметов проснулся за пять минут до будильника, как всегда. Четыре тридцать утра. В окне спальни маячила тусклая луна, похожая на грязную монету, забытую в кармане старых джинсов...
Михаил Петрович Зубков проснулся в четыре тридцать утра, как всегда. Будильник он не заводил уже лет пять — организм сам знал, когда пора вставать. В темноте декабрьского утра он нашарил тапки, поплёлся на кухню и включил чайник...
Виктор Семёнович проверил часы на приборной панели - 20:47, тридцать первое декабря. Последний рейс...
Рамиль Хасанов протёр запотевшее лобовое стекло своей маршрутки рукавом поношенной куртки и взглянул на часы на приборной панели. Половина второго ночи...
Геворг Мкртчян третий раз за вечер проверил часы на приборной панели. 22:47. Ещё тринадцать минут до последнего рейса. Он сидел в кабине своей потрёпанной "Газели", номер маршрута 13 криво висел над лобовым стеклом, и курил дешёвые сигареты "Арарат"...
Флуоресцентные лампы гудели над головой, как рой невидимых ос. Ирина Семёнова сидела за кассой номер три в супермаркете "Радуга-24" и боролась со сном...
Михаил Петрович Сергеев проверил время на настенных часах возле входа в "Радугу" — 22:47. Через тринадцать минут его смена официально начнется, но он всегда приходил раньше...
Сергей Михайлович Воронцов крепче сжал руль своей маршрутки номер тридцать семь и прищурился, вглядываясь в ноябрьскую темноту. Дворники монотонно скребли по ветровому стеклу, сметая мелкую морось, которая в Екатеринбурге могла идти неделями...
Михаил Петрович Ващенко проснулся, как всегда, в четыре тридцать утра. Спина ныла — старая подруга, напоминавшая о себе каждое утро вот уже пятнадцать лет, с тех пор как он пересел из инженерского кресла за баранку маршрутки...
Флуоресцентные лампы гудели над головой, как рой невидимых ос. Марина Сергеевна поправила бейджик на груди и посмотрела на часы над входом в супермаркет — 23:47. Ещё семь часов до конца смены...
Марина Сергеевна проработала в "Перекрёстке" восемь лет, три месяца и четырнадцать дней. Она знала это точно, потому что вела счёт — не специально, просто так получалось...
Артём Васильевич протёр очки о край форменной рубашки и снова посмотрел на монитор. Камера номер семь показывала отдел женской одежды, где три манекена застыли в вычурных позах, демонстрируя новую коллекцию. Что-то было не так...
Андрей Петрович купил зеркало в воскресенье, седьмого октября, на блошином рынке возле Савёловского вокзала...
Дом тёти Веры стоял на окраине Твери уже больше полувека. Серый, двухэтажный, с облупившейся штукатуркой и покосившимся крыльцом, он казался живым существом, притаившимся среди разросшихся яблонь...