Адрес: Никогда, дом 7

Автор: Валерий Синицын

Тимур крутил педали своего электровелосипеда по Каширскому шоссе, стараясь не думать о том, что термосумка за спиной пахнет протухшей рыбой. В приложении "ЖратьСейчас" высветился новый заказ — хачапури по-аджарски и два литра айрана. Адрес: улица Временных Рабочих, дом 7, квартира 88.

— Бляха, — выругался Тимур, останавливаясь на обочине. Такой улицы в Москве не существовало. Он проверил три раза. Яндекс.Карты молчали. Google тоже. Даже старая бабушкина карта 1986 года, которую он сфотографировал на всякий случай, не знала такой улицы.

Но координаты в приложении упорно вели его в промзону между Бирюлёво и Царицыно. Туда, где среди ржавых ангаров и заброшенных цехов точно не было жилых домов.

Тимур набрал клиенту. Гудки. Потом женский голос с акцентом, который он не мог определить:
— Да, молодой человек?
— Это курьер. Вы заказывали хачапури?
— Ах, Тимурчик! Конечно, конечно. Езжайте по координатам. Дом стоит за синим ангаром. Не бойтесь, это нормально, что его не видно с дороги.

Откуда она знала его имя? В приложении курьеры отображались только по номерам.

Промзона встретила его тишиной. Даже бродячих собак не было — плохой знак. Синий ангар нашёлся быстро, весь в граффити времён, когда Тимур ещё в школу ходил. За ним действительно что-то виднелось. Не то чтобы дом, скорее... искажение воздуха, как над горячим асфальтом летом.

Тимур слез с велосипеда и подошёл ближе. Искажение заколебалось, и вдруг — как будто кто-то дёрнул невидимую штору — перед ним возникла девятиэтажка. Обычная панельная девятиэтажка, только... неправильная. Окна располагались не рядами, а спиралью. Подъезды были пронумерованы римскими цифрами. А у входа в седьмой подъезд стоял консьерж в форме почтальона девятнадцатого века.

— К Клавдии Петровне? — спросил консьерж, не поднимая головы от книги. На обложке было написано "Регистрационный журнал временных поступлений. Том MMXXI".
— Да, — выдавил Тимур.
— Восьмой этаж. Лифт не работает с 1987 года. Проходите.

Подъезд внутри выглядел одновременно новым и древним. Стены были выкрашены в тот самый советский зелёный цвет, но краска не облупилась. На стенах висели объявления: "Собрание жильцов по вопросу коллективизации времени — 32 октября", "Меняю вчера на послезавтра", "Потерялся кот Шрёдингер. Особые приметы: может быть жив".

На третьем этаже Тимур остановился перевести дух. Из-за двери квартиры 13½ доносился плач младенца и одновременно хриплый кашель старика. На табличке было написано: "Здесь живёт Вениамин Круглов, 0-97 лет".

Восьмой этаж. Квартира 88. Тимур позвонил в дверь, которая была одновременно деревянной и металлической, как будто два временных слоя наложились друг на друга.

Открыла женщина лет сорока в платье с подплечниками. Из-за её спины тянуло холодом и пахло озоном.
— Тимурчик! Входите, не стойте на пороге. Между временами сквозняк.

Квартира внутри была обставлена мебелью из разных эпох. Сервант тридцатых соседствовал с икеевским столиком, плазменный телевизор висел над печкой-буржуйкой. На кухне одновременно работали микроволновка и самовар.

— Садитесь, — Клавдия Петровна указала на стул, который был то венским, то пластиковым, в зависимости от угла зрения. — Я вам сейчас объясню. Вы ведь не первый раз к нам попали?

— Первый, — Тимур поставил термосумку на стол.
— Нет, милый. Проверьте свою историю заказов.

Тимур открыл приложение. Пролистал вниз. Замер. За последний месяц у него было семнадцать доставок на улицу Временных Рабочих. Он не помнил ни одной.

— Это нормально, — успокоила его Клавдия Петровна, разливая айран по гранёным стаканам. Айран в стаканах искрился и переливался цветами, которых не должно было существовать. — Человеческий мозг не приспособлен для запоминания темпоральных аномалий. Но вы — особенный. Вы начали замечать.

— Что это за место?
— Москва, которой не стало. Или станет. Или становится прямо сейчас, но в другом временном потоке. Мы — беженцы. Я, например, из 1987 года. Должна была погибнуть в автокатастрофе на Ленинском проспекте, но в последний момент... сместилась. Теперь живу здесь.

Тимур сделал глоток айрана. Вкус был одновременно кислым и сладким, холодным и обжигающим.

— А другие жильцы?
— Кто откуда. Ваня с третьего этажа — из 2034 года, говорит, там война с Китаем. Марья Степановна с пятого вообще из 1905-го, от казаков пряталась. А Костик-программист утверждает, что из параллельной реальности, где Советский Союз не распался, а превратился в IT-корпорацию.

За окном проплыл дирижабль с надписью "Совинтех". Или показалось.

— Почему я?
— А вы разве не догадываетесь? Проверьте свою родословную, Тимур Ахметзянов. Ваша бабушка, Гульнара Хасановна, в 1986 году работала в НИИ Времени и Пространства. Секретный институт в Зеленограде. Они первыми обнаружили временные карманы в Москве. Пытались их изучать. Потом институт закрыли, всех сотрудников... нейтрализовали. Но ваша бабушка успела сбежать. И что-то передала вам. Генетически.

Тимур вспомнил, как бабушка иногда смотрела сквозь него, будто видела что-то за его спиной. Как бормотала во сне формулы. Как её старые фотографии иногда меняли композицию, когда никто не смотрел.

— Нам нужна ваша помощь, — продолжила Клавдия Петровна. — Временные карманы расширяются. Скоро они поглотят всю Москву. Город превратится в темпоральную кашу, где все эпохи существуют одновременно. Это уже началось. Вы не замечали, что станция метро "Воробьёвы горы" то есть, то нет? Что Останкинская башня иногда становится Шуховской? Что на Красной площади по ночам появляется четвёртый мавзолей?

Тимур замечал. Просто списывал на усталость.

— Что вы от меня хотите?
— Доставляйте нам еду. И информацию. Мы отрезаны от вашего времени, можем только заказывать доставку. Но нам нужно знать, что происходит снаружи. Какие ещё аномалии появляются. Где открываются новые карманы.

Клавдия Петровна достала из серванта конверт. Внутри были деньги. Но не обычные — на купюрах были изображены люди и здания, которых Тимур не узнавал. "Банк Временной России", "Сто хроно-рублей", "Подделка преследуется по законам всех времён".

— Это конвертируется в вашей реальности автоматически. Курс выгодный.

Тимур взял конверт. Купюры были одновременно новыми и ветхими, хрустящими и мягкими.

— А если я откажусь?
— Не откажетесь. Вы уже часть системы. Посмотрите на свои руки.

Тимур посмотрел. На левом запястье светилась татуировка, которой не было утром. Цифры, постоянно меняющиеся. Дата. Время. Координаты.

— Это ваш временной паспорт. Теперь вы можете свободно перемещаться между карманами. Но будьте осторожны. Не все беженцы дружелюбны. Особенно те, кто из будущего. Они знают, чем всё закончится.

— Чем?
— По-разному. В одной версии Москва схлопывается в точку. В другой — расширяется на всю планету. В третьей — вообще никогда не существовала. Время — штука нелинейная.

Тимур встал. Голова кружилась то ли от айрана, то ли от информации.

— Мне пора. Другие заказы ждут.
— Конечно. Но помните — теперь вы увидите город таким, какой он есть на самом деле. Все его временные слои. Это может быть... дезориентирующе.

Спускаясь по лестнице, Тимур встретил соседей. Мужчина в форме красноармейца нёс авоську с продуктами из "Пятёрочки". Девочка в пионерском галстуке играла в Nintendo Switch. Старуха в кокошнике выгуливала робота-собаку.

На улице промзона выглядела иначе. Сквозь ржавые ангары просвечивали деревянные избы, стеклянные небоскрёбы, юрты, бараки, дворцы. Все эпохи Москвы, наложенные друг на друга, как слои на палимпсесте.

Тимур сел на велосипед и поехал домой. В приложении появился новый заказ. Адрес: проспект Несбывшихся Надежд, дом 1917, квартира Б.

Он принял заказ.

Дома бабушка Гульнара сидела на кухне и решала кроссворд. Увидев внука, отложила газету.
— Ты был там, — это не был вопрос.
— Откуда вы знаете?
— Вижу по глазам. Такие же были у меня, когда я первый раз провалилась во временной карман. В восемьдесят шестом. Думала, сойду с ума.

Она встала, подошла к антресолям, достала запылённую папку.
— Держи. Мои записи из института. Карты временных аномалий Москвы. Правила безопасности при темпоральных перемещениях. И главное — никогда не ешь еду из будущего. Желудок не справится с эволюционными изменениями в белках.

— Бабушка, почему вы мне раньше не рассказывали?
— А ты бы поверил? Сказала бы, что твоя бабка работала в секретном НИИ, изучала дыры во времени, а потом сбежала, потому что КГБ решил использовать технологию для изменения прошлого? Ты бы меня в психушку сдал. Из лучших побуждений.

Тимур открыл папку. Схемы, формулы, фотографии. На одной — группа учёных в белых халатах на фоне установки, похожей на адронный коллайдер. Среди них — молодая бабушка. Подпись: "Первый успешный эксперимент по созданию управляемого темпорального кармана. 12 апреля 1986 года".

— Через две недели был Чернобыль, — тихо сказала бабушка. — Это не совпадение. Временные эксперименты дестабилизировали пространство. Реактор стал точкой схождения временных линий. Взрыв произошёл одновременно во всех реальностях.

Телефон Тимура завибрировал. Новый заказ. Адрес: улица Временных Рабочих, дом 7, квартира 13½.

— Иди, — кивнула бабушка. — Это твоя работа теперь. Кормить беженцев из времени. Но помни — некоторые из них бегут не от чего-то, а от кого-то. И этот кто-то может прийти за ними.

Тимур вышел на балкон. Город мерцал. Сталинские высотки то появлялись, то исчезали. Москва-река текла то в одну сторону, то в другую. Где-то вдалеке, над Кремлём, висела радуга из времени — все эпохи города, свёрнутые в светящуюся дугу.

Он спустился к велосипеду. В термосумке лежал новый заказ — борщ и котлеты по-киевски для жильца из 13½ квартиры. Вениамина Круглова, который был одновременно младенцем и стариком.

По дороге Тимур думал о том, что доставка еды — это, по сути, доставка времени. Каждое блюдо несёт в себе эпоху. Борщ — это всегда немного СССР. Суши — кусочек девяностых. Бургеры — две тысячи. А что будут заказывать через десять лет? Через сто?

Промзона встретила его уже знакомым искажением воздуха. Дом проявился сразу, без колебаний. Консьерж кивнул, не отрываясь от книги. На этот раз он читал "Историю будущего времени. Том 0".

В подъезде было людно. Жильцы из разных эпох стояли группками, о чём-то спорили. Тимур услышал обрывки разговоров:
— ...в моём времени Путин уже тридцать лет как...
— ...Сталин вернулся в пятьдесят третьем, это изменило...
— ...монголы так и не ушли, просто научились маскироваться под...

На третьем этаже дверь квартиры 13½ была открыта. Внутри, в комнате, которая постоянно меняла размеры, сидел Вениамин Круглов. Он был одновременно младенцем в колыбели и стариком в кресле-качалке. Два тела, занимающие одно пространство.

— Спасибо, молодой человек, — прохрипел старик, пока младенец агукал. — Поставьте на стол. Любой стол. Они все ведут в одну точку.

Столов в комнате было семь, из разных эпох. Тимур поставил сумку на ближайший — карточный столик девятнадцатого века. Сумка тут же продублировалась на всех остальных столах.

— Вы не удивляетесь, — заметил старик-младенец.
— Уже привыкаю.
— Опасно. Привыкнув к аномалиям, перестаёшь замечать норму. А потом и вовсе забываешь, в каком времени живёшь изначально.

Младенец заплакал. Старик закашлялся. Это был один и тот же звук, просто сдвинутый по временной шкале.

— Могу я спросить... как вы так?
— Родился в момент временного схлопывания. Первое января две тысячи двадцать седьмого года, ровно в полночь. Когда все календари обнулятся. Моё рождение и моя смерть произошли одновременно. Теперь я существую во всех возрастах сразу. Удобно для получения пенсии, неудобно для всего остального.

Тимур попятился к двери.
— Подождите, — старик-младенец протянул ему сложенный листок. — Отдайте это Клавдии Петровне. Скажите, что петля почти замкнулась.

На лестнице Тимур развернул листок. Там была всего одна строчка: "Он уже здесь".

Квартира 88 встретила его тишиной. Клавдия Петровна сидела у окна, смотрела на город, который мерцал и переливался временами.
— Вениамин предупредил? — спросила она, не оборачиваясь.
— Да. Кто уже здесь?
— Ловец. Тот, кто охотится на временных беженцев. В каждой эпохе есть свои инквизиторы. Этот — из Департамента Темпоральной Безопасности. Две тысячи сорок третий год. Они считают, что беженцы нарушают целостность времени.

— И что он делает с пойманными?
— Возвращает. В ту точку, откуда они сбежали. В момент смерти.

За окном что-то блеснуло. Тимур присмотрелся. По крыше соседнего ангара шёл человек в форме, которая была одновременно военной и гражданской, старой и новой. В руках у него было устройство, похожее на гибрид металлоискателя и гарпуна.

— Уходите, — Клавдия Петровна встала. — Вы ещё не полностью в системе, он вас не видит. А я... я слишком долго пряталась.

— Но...
— Уходите! И передайте остальным курьерам — следующие две недели не принимать заказы с улицы Временных Рабочих. Пока всё не уляжется.

Тимур выбежал из квартиры. В подъезде была паника. Жильцы из разных времён метались по лестницам, которые вели то вверх, то вниз, то вбок. Кто-то пытался спрятаться в несуществующих квартирах. Кто-то молился богам, которых ещё не изобрели.

На улице Ловец уже стоял у входа. Вблизи Тимур разглядел его лицо — обычное человеческое лицо, только глаза были неправильные. В них отражались все времена сразу.

— Курьер, — констатировал Ловец. Голос у него был как эхо в пустом храме. — Временный паспорт есть. Проходи. Ты здесь по работе.

Тимур прошёл мимо, стараясь не смотреть в эти глаза-калейдоскопы. Сел на велосипед, поехал прочь. За спиной раздался звук, похожий на разрываемую ткань. Это Ловец вошёл в дом, разрезая пространство-время своим устройством.

Дома бабушка ждала его с чаем. Крепким, чёрным, с чабрецом. Из того самого восемьдесят шестого.
— Рассказывай, — велела она.

Тимур рассказал. Про Вениамина, который живёт и умирает одновременно. Про Ловца из будущего. Про панику беженцев.

— Это только начало, — вздохнула бабушка. — Чем больше дыр во времени, тем больше тех, кто хочет их контролировать. А контроль над временем — это контроль над всем. Можно переписать историю. Стереть неугодных. Создать идеальное прошлое для идеального будущего.

— Но беженцы же просто прячутся...
— Само их существование — аномалия. Они не должны быть живы. Это создаёт парадоксы. Маленькие, незаметные, но они накапливаются. Как микротрещины в плотине.

Телефон завибрировал. Новое сообщение в приложении. Но не заказ. Системное уведомление: "Уважаемые курьеры! В связи с временными аномалиями в районе Бирюлёво-Царицыно доставка временно приостановлена. Приносим извинения за неудобства. Время — деньги, но деньги — не время".

— Они знают, — сказал Тимур.
— Конечно знают. "ЖратьСейчас" — это прикрытие. Настоящий бизнес — доставка между временами. Еда — просто предлог. Главное — информация, которую переносят курьеры.

Следующие дни прошли странно. Тимур развозил обычные заказы по обычным адресам, но теперь видел город иначе. Временные слои проступали везде. В метро он видел призраки несуществующих станций. На улицах — тени незастроенных зданий. В лицах прохожих — отблески их будущих и прошлых воплощений.

На пятый день карантина пришло сообщение от Клавдии Петровны. Не через приложение — записка материализовалась прямо в термосумке, между пиццей и роллами.

"Ловец ушёл. Забрал троих. Остальные спрятались глубже. Дом на Временных Рабочих теперь закрыт на все замки времени. Но есть другие входы. Ищите заказы с несуществующих улиц. Мы всё ещё здесь. Всегда здесь. П.С. Ваша бабушка знает больше, чем говорит".

Вечером Тимур показал записку бабушке. Она долго молчала, потом достала из серванта бутылку. Армянский коньяк, пятизвёздочный. На этикетке значился 1986 год, но бутылка выглядела новой.

— Это из института. Хотели выпить после успешного эксперимента по управляемому путешествию во времени. Не успели. Всё полетело к чертям раньше.

Она налила две рюмки. Коньяк пах временем — старыми книгами, несбывшимися надеждами, забытыми формулами.

— Клавдия Петровна права. Я знаю больше. Знаю, например, что временные карманы — не аномалия. Это защитный механизм города. Москва всегда была точкой схождения времён. Здесь будущее встречается с прошлым, возможное с невозможным. И когда давление становится слишком сильным, город создаёт карманы. Выпускает пар, так сказать.

— А беженцы?
— Необходимая жертва. Они принимают на себя временное напряжение. Без них город бы разорвало на атомы. Каждый беженец — это маленький предохранитель в огромном механизме.

— Но Ловец...
— Ловцы — это иммунная система времени. Они удаляют слишком явные парадоксы. Но не всех. Только тех, кто начинает влиять на основную временную линию.

Телефон Тимура ожил. Новый заказ. Адрес: переулок Забытых Имён, дом без номера, квартира ∞.

— Иди, — кивнула бабушка. — Это твоя судьба теперь. Кормить тех, кого время выплюнуло. Но помни — однажды время может выплюнуть и тебя. Будь готов.

Тимур оделся, взял термосумку, сел на велосипед. Город ждал его — многослойный, мерцающий, полный беженцев из всех времён.

Переулок Забытых Имён нашёлся за Курским вокзалом, там, где обычно были только железнодорожные пути. Дом без номера стоял прямо на рельсах, и поезда проходили сквозь него, не замечая.

В квартире бесконечность жила пожилая женщина. Она выглядела знакомой.
— Тимурчик, — улыбнулась она. — Как ты вырос.
— Мы знакомы?
— Будем знакомы. Через тридцать лет. Я твоя внучка.

Тимур выронил термосумку. Борщ разлился по полу, который был одновременно паркетом, линолеумом и голой землёй.

— Не удивляйся. Временные петли — обычное дело для нашей семьи. Твоя бабушка — моя прапрабабушка. Ты — мой дедушка. А я сбежала сюда из 2054 года, когда временные войны начались по-настоящему.

— Временные войны?
— Каждая эпоха пытается переписать другие. Советский Союз посылает агентов предотвратить свой распад. Российская империя хочет не допустить революцию. Будущая Евразийская Федерация стремится создать себе правильное прошлое. И все они сражаются здесь, в Москве, в этих временных карманах.

Она подняла разлитый борщ — не руками, а каким-то полем, которое заставило жидкость собраться обратно в контейнер.

— Технологии 2054-го, — пояснила она. — К тому времени мы научимся управлять материей на квантовом уровне. Но не научимся управлять собой. Поэтому я здесь. В переулке Забытых Имён, где меня никто не найдёт. Потому что этого переулка не существует ни в одной временной линии. Он — ошибка в коде реальности.

— И что мне делать? — спросил Тимур, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Или времени. Или того и другого.

— Делай свою работу. Доставляй еду. Слушай истории. Запоминай. Ты — хроникёр невозможного. Твои поездки, твои встречи — это архив того, чего не должно быть, но есть. Когда-нибудь это знание спасёт город. Или уничтожит. Зависит от того, в какой временной линии мы окажемся.

Тимур вышел из дома, который не существовал, из переулка, которого не было, и поехал домой через город, который был всеми городами сразу.

Дома бабушка спала в кресле. На коленях у неё лежала раскрытая тетрадь. Формулы, схемы, даты. И одна фраза, подчёркнутая красным: "Время — это спираль. Каждый виток — повторение, но на новом уровне".

Тимур укрыл её пледом и пошёл на кухню. Сделал чай. Сел у окна. За окном Москва мерцала всеми своими временами. Где-то строился Кремль. Где-то горел пожар 1812 года. Где-то возводились сталинские высотки. Где-то город превращался в стеклянный муравейник будущего.

И где-то, в маленькой квартире в Бирюлёво, сидел курьер Тимур Ахметзянов, двадцати трёх лет, и думал о том, что доставка еды — это, возможно, самая важная работа во всех временах. Потому что еда — это то, что объединяет все эпохи. Все едят. Все голодают. Все делятся хлебом.

Телефон завибрировал. Новый заказ. Адрес: Красная площадь, Мавзолей №4, подземный этаж.

Тимур встал, взял термосумку и пошёл к велосипеду. Ночная Москва ждала его — город-палимпсест, город-матрёшка, город, где все времена существуют одновременно, накладываясь друг на друга, как слои в слоёном пироге.

И где-то в этом пироге, между слоями, прятались беженцы из времени, ждущие своих заказов. Хачапури из настоящего. Борщ из прошлого. Молекулярную кухню из будущего.

А Тимур доставлял им не просто еду. Он доставлял связь с реальностью. Напоминание, что где-то есть обычный мир, где время течёт линейно, где вчера всегда раньше завтра, где люди не существуют одновременно младенцами и стариками.

Но чем дольше он этим занимался, тем больше понимал — возможно, такого мира никогда и не было. Возможно, время всегда было сломано. А мы просто научились не замечать трещины.