Андрей Петрович купил зеркало в воскресенье, седьмого октября, на блошином рынке возле Савёловского вокзала. День выдался на редкость погожий для московской осени - солнце пробивалось сквозь жёлтые кроны деревьев, и в воздухе пахло прелыми листьями и жареными пирожками из соседней палатки. Андрей вообще-то приехал за настольной лампой для своей съёмной однушки на Соколе, но зеркало притянуло его взгляд, как магнит притягивает железные опилки.
Оно стояло прислонённое к ржавому фургону продавца - старика в засаленной кепке, который дремал на раскладном стульчике, укутавшись в плед. Зеркало было овальным, в тяжёлой бронзовой раме с затейливым узором из переплетённых змей или виноградных лоз - Андрей не мог разобрать. Стекло казалось мутноватым, словно подёрнутым дымкой, но когда он подошёл ближе и увидел своё отражение, оно было удивительно чётким. Даже слишком чётким.
- Сколько за зеркало? - спросил он, и старик открыл один глаз.
- Три тысячи, - прохрипел продавец и снова закрыл глаз.
Андрей хотел поторговаться - зеркало явно не стоило таких денег, рама местами облупилась, а на стекле в углу виднелась трещинка. Но что-то в отражении заставило его молча достать бумажник. Может быть, дело было в освещении, но ему показалось, что он выглядит в этом зеркале... лучше. Моложе. Морщины у глаз разгладились, а в волосах стало меньше седины.
"Бред какой-то", - подумал он, отсчитывая купюры.
Старик взял деньги, не пересчитывая, сунул в карман и пробормотал:
- Повесишь в спальне - будешь спать крепче. Только накрывай на ночь, а то сны чужие приснятся.
Андрей кивнул, хотя совет показался ему странным. Зеркало оказалось тяжелее, чем выглядело. Он с трудом дотащил его до машины, поцарапав бампер соседнего автомобиля, пока пытался засунуть покупку в багажник своей старенькой "Шкоды".
Дома он повесил зеркало в прихожей - в спальне для него не нашлось места. Квартира была маленькой, типовой, с низкими потолками и окнами на шумный проспект. После развода с Леной два года назад Андрей так и не обзавёлся нормальной мебелью. Диван из "Икеи", стол оттуда же, на кухне - минимум посуды. Лена забрала всё, что представляло хоть какую-то ценность, оставив ему только то, что не влезло в грузовик при переезде к её новому мужу.
Первую странность он заметил в понедельник утром, когда брился перед работой. Обычно Андрей пользовался маленьким зеркалом в ванной, но решил побриться в прихожей - там было светлее. Намылив щёки, он взглянул в новое зеркало и замер. Его отражение уже было выбрито. Гладко, аккуратно, без единого пореза.
Андрей моргнул. Провёл рукой по своей щеке - пена размазалась по пальцам. В зеркале его двойник провёл рукой по гладкой коже и улыбнулся. Андрей не улыбался.
"Переутомление", - решил он. В последнее время на работе был аврал - квартальный отчёт, проверка из налоговой. Он быстро побрился в ванной, стараясь не думать об увиденном, надел свой обычный серый костюм и поехал в офис.
Контора, где Андрей работал главным бухгалтером, располагалась в бизнес-центре на Белорусской. Фирма занималась поставками канцтоваров - скучно, но стабильно. Андрей проработал там восемь лет, и за это время в его жизни почти ничего не менялось. Те же цифры, те же отчёты, те же лица коллег.
- Андрюх, ты сегодня прямо светишься! - заметила Светлана из отдела кадров, когда он проходил мимо её кабинета. - Влюбился, что ли?
Андрей пробормотал что-то невнятное и поспешил к себе. Но весь день ловил на себе странные взгляды. Люди улыбались ему, здоровались первыми, даже генеральный, обычно не замечавший его существования, кивнул в коридоре.
Вечером, вернувшись домой, Андрей первым делом подошёл к зеркалу. Его отражение сидело за столом - не тем обшарпанным из "Икеи", а массивным дубовым, - и что-то писало в кожаном блокноте. На отражении был не серый костюм, а тёмно-синий, явно дорогой. Галстук с золотой булавкой. Часы на руке поблёскивали - "Ролекс", если Андрей не ошибался.
Он поднял руку - отражение тоже подняло руку, но продолжало писать. Потом оторвалось от блокнота и посмотрело прямо на него. И подмигнуло.
Андрей отшатнулся. Сердце заколотилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Он бросился на кухню, достал из холодильника бутылку водки - остатки с прошлой недели, когда заходил Колька, бывший однокурсник. Выпил стопку, потом вторую. Руки дрожали.
"Это невозможно", - твердил он себе. - "Зеркала так не работают. Это галлюцинация. Стресс. Нужно выспаться".
Но спать он не мог. Всю ночь ворочался, прислушиваясь к звукам из прихожей. Несколько раз ему казалось, что он слышит шаги, тихий смех, шелест бумаги. Под утро забылся тревожным сном, и приснилось ему, что он стоит перед зеркалом, а из него на него смотрит кто-то чужой. Кто-то с его лицом, но не он.
Во вторник Андрей взял больничный. Сказался простудой, хотя Светлана из кадров удивилась:
- Ты же вчера таким бодрым был! Прямо помолодел лет на десять!
Он провёл день дома, стараясь не выходить в прихожую. Но к вечеру любопытство пересилило страх. Андрей накинул на зеркало простыню - вспомнил совет старика с блошиного рынка. Но простыня соскользнула, словно стекло было намагничено наоборот, отталкивало ткань.
В зеркале его двойник ужинал. За тем же дубовым столом, но теперь там стояли свечи в серебряных подсвечниках, бутылка вина, судя по этикетке - дорогого. И напротив двойника сидела женщина. Красивая, лет тридцати пяти, с тёмными волосами и смеющимися глазами. Она что-то рассказывала, жестикулируя, и двойник смеялся.
Андрей не помнил, когда последний раз смеялся вот так - искренне, от души. Наверное, ещё когда был женат. В первые годы, до того как всё покатилось под откос.
Он смотрел на эту сцену как заворожённый. Двойник поднял бокал, что-то сказал - тост, наверное. Женщина улыбнулась, и они чокнулись. А потом двойник повернулся и посмотрел прямо на Андрея. Поднял бокал выше, словно предлагая выпить за компанию.
В среду утром Андрей обнаружил на своём обеденном столе бутылку вина. Ту самую, с той самой этикеткой. Откупоренную, с двумя бокалами. Один был полон, второй - пуст, но на краю остался след губной помады.
Он выбежал из квартиры, не позавтракав. На работе сказал, что выздоровел, хотя выглядел хуже некуда - бледный, с трясущимися руками, с мешками под глазами. Но странное дело - никто не заметил. Наоборот, коллеги продолжали делать комплименты.
- Андрей Петрович, вы прямо расцвели! - щебетала молоденькая стажёрка Катя. - Новая причёска?
Он машинально провёл рукой по волосам. Они были такие же, как всегда - редеющие, с проседью. Но в отражении монитора компьютера ему на секунду показалось, что волосы гуще, темнее.
После работы Андрей не поехал домой. Слонялся по торговому центру, сидел в кафе, тянул время. Но деваться было некуда. В одиннадцать вечера, когда "Европейский" закрылся, пришлось возвращаться.
В прихожей горел свет, хотя он точно помнил, что выключал. В зеркале двойник читал книгу, сидя в кожаном кресле у камина. Камина! В однушке на Соколе!
Андрей подошёл ближе. Попытался разглядеть обложку книги. "Мастер и Маргарита" - он узнал знакомый корешок. Это была его любимая книга, он перечитывал её каждый год, но его экземпляр - потрёпанный томик в мягкой обложке - валялся где-то в спальне. У двойника было подарочное издание в кожаном переплёте.
Двойник перевернул страницу, потом поднял глаза. Отложил книгу, встал. Подошёл к самой поверхности зеркала. Андрей видел каждую деталь - дорогой шерстяной свитер, швейцарские часы, перстень с камнем на безымянном пальце. Но больше всего поражало лицо. Это было его лицо, но... другое. Без усталости, без той печати одиночества и разочарования, которую он видел каждое утро в зеркале ванной.
Двойник поднял руку и прижал ладонь к стеклу изнутри. Андрей, словно под гипнозом, поднял свою. Их ладони встретились - только стекло разделяло их. И стекло было тёплым, почти горячим.
А потом случилось невозможное. Андрей почувствовал, как чужие пальцы сжимают его руку. Стекло стало мягким, податливым, как поверхность воды. Двойник потянул, и Андрей с ужасом ощутил, как его затягивает в зеркало.
Он дёрнулся назад, вырвал руку. На ладони остались красные следы - отпечатки чужих пальцев. Двойник усмехнулся и покачал головой, словно говоря: "Не сейчас. Ещё не время".
В четверг Андрей проснулся в кожаном кресле у камина. В своей квартире. Где не было ни кресла, ни камина. Он вскочил, огляделся. Всё было как обычно - обшарпанные обои, икеевский диван, стол. Но кресло стояло посреди комнаты, абсолютно реальное. Он потрогал кожу - мягкая, дорогая, пахнущая воском для мебели.
На работе творилось что-то странное. Генеральный вызвал его к себе, пожал руку и сообщил, что рассматривает его кандидатуру на должность финансового директора.
- Вы отлично показали себя в последнем квартале, Андрей Петрович. Особенно та схема оптимизации, которую вы предложили. Блестяще!
Андрей ничего не предлагал. Он понятия не имел ни о какой схеме. Но в папке на его столе обнаружился документ на тридцать страниц, написанный его почерком. Точнее, почти его. Буквы были увереннее, размашистее.
Вечером он вернулся домой и обнаружил, что вся мебель поменялась. Тот самый дубовый стол, книжные полки из красного дерева, персидский ковёр на полу. Только стены остались прежними - с облупившимися обоями и трещинами.
В зеркале двойник ужинал с той же женщиной. Теперь Андрей разглядел её получше. Красивая, ухоженная, в платье, которое стоило, наверное, как его месячная зарплата. На её руке блестело обручальное кольцо. Такое же, как на руке двойника.
Они ели, разговаривали, смеялись. Потом женщина встала, обошла стол, обняла двойника сзади, поцеловала в макушку. Жест был таким естественным, полным нежности, что у Андрея защемило сердце. Лена никогда так не делала. Даже в лучшие времена.
Двойник взял её руку, поцеловал ладонь. Потом обернулся и посмотрел на Андрея. В его глазах было что-то похожее на жалость.
В пятницу Андрей проснулся от звонка в дверь. На пороге стояла Марина, соседка с третьего этажа. Симпатичная женщина лет сорока, медсестра из районной поликлиники. Они иногда здоровались в подъезде, но не больше.
- Андрей Петрович, простите, что беспокою. У вас всё в порядке? Просто... - она замялась. - Я последние дни слышу странные звуки из вашей квартиры. Голоса, смех. А вы живёте один, правда?
- Да, всё хорошо, - выдавил он. - Это телевизор, наверное.
Марина кивнула, но по её лицу было видно - не поверила.
- Если что - обращайтесь. Я в медицине двадцать лет, всякое видела.
Когда она ушла, Андрей понял, что не может больше оставаться в квартире. Собрал сумку - документы, деньги, пару рубашек - и поехал в гостиницу. Снял номер в "Космосе", хотя это съело половину месячной зарплаты.
Но от себя не убежишь. В зеркале гостиничного номера он увидел своё обычное отражение, и это почему-то разочаровало. Он привык к двойнику, к его успешной жизни, к возможности подглядывать за чужим счастьем.
В субботу утром позвонил генеральный. Лично, на мобильный.
- Андрей Петрович, мы тут с советом директоров посовещались. Должность финдиректора ваша. В понедельник обсудим детали. И премию за тот проект я вам выписал - должны начислить в ближайшие дни. Вы это заслужили.
Андрей хотел сказать, что никакого проекта не было, что это ошибка. Но промолчал.
Он вернулся домой. В квартире теперь были картины на стенах - подлинники, если он правильно понимал. Шкаф с одеждой - костюмы, которых он никогда не покупал. В холодильнике - деликатесы, французские сыры, бутылка шампанского за пятнадцать тысяч.
В зеркале двойник паковал чемодан. Рядом стояла та женщина, тоже с чемоданом. На кровати лежали авиабилеты. Андрей присмотрелся - Мальдивы, первый класс.
Двойник застегнул чемодан, выпрямился. Подошёл к зеркалу. Достал из кармана листок, прижал к стеклу. Андрей прочитал написанное его почерком: "Хочешь поменяться?"
Он посмотрел на двойника. Тот улыбался. За его спиной женщина что-то напевала, укладывая платья. Солнце светило в окна той, другой квартиры. Или дома. Там была другая жизнь. Лучшая жизнь.
Андрей кивнул.
Двойник протянул руку. Андрей протянул свою. Их пальцы встретились, и на этот раз стекло не остановило их. Оно стало жидким, тягучим. Андрей шагнул вперёд, проходя сквозь зеркало, чувствуя, как оно обволакивает его, холодное и липкое, как желе.
На секунду они встретились в этой серебристой субстанции - он и его двойник. Лицом к лицу, глаза в глаза. И в этот момент Андрей понял правду. Это был не двойник. Это был он сам - тот, кем он мог бы стать, если бы делал другие выборы. Если бы не сдался после развода. Если бы боролся за свою жизнь, а не плыл по течению.
А потом они поменялись местами.
Андрей оказался по ту сторону зеркала. В просторной квартире с высокими потолками, с видом на Москву-реку. Женщина - теперь он знал, что её зовут Вера - улыбнулась ему:
- Готов, дорогой? Такси через час.
Он кивнул, не доверяя голосу. Обернулся к зеркалу. По ту сторону, в его старой квартире, стоял человек в мятой футболке и трениках. С редеющими волосами, с мешками под глазами, с печатью одиночества на лице. Тот Андрей Петрович, которым он был ещё минуту назад.
Двойник - теперь уже двойник - поднял руку в прощальном жесте. И улыбнулся. Но улыбка была странная, кривая. И глаза... глаза были пустые, как у куклы.
- Андрей, ты идёшь? - позвала Вера.
Он отвернулся от зеркала и пошёл к ней. К новой жизни. К счастью, которого заслуживал.
Самолёт взлетел вовремя. Вера спала, положив голову ему на плечо. Андрей смотрел в иллюминатор на уменьшающуюся внизу Москву и думал о том, что оставил позади. О маленькой квартире на Соколе. О зеркале в прихожей. О человеке по ту сторону стекла.
Стюардесса принесла шампанское. Андрей взял бокал, и его взгляд упал на отражение в выпуклой поверхности. На секунду ему показалось, что там не его лицо. Что там кто-то другой смотрит на него и улыбается той самой кривой улыбкой.
Он отвернулся. Вера проснулась, потянулась, поцеловала его в щёку.
- О чём думаешь?
- Ни о чём, - соврал он. - Просто счастлив.
А в Москве, в маленькой квартире на Соколе, человек в мятой футболке стоял перед зеркалом и смотрел на своё отражение. Обычное отражение. Больше никаких чудес, никаких других жизней по ту сторону стекла. Только он, одинокий неудачник, в окружении чужих вещей, которые начинали исчезать. Кожаное кресло уже стало полупрозрачным. Картины на стенах блёкли, как старые фотографии.
К утру всё исчезло. Осталась только старая икеевская мебель и зеркало в бронзовой раме. Человек подошёл к нему, дотронулся до стекла. Оно было холодным и твёрдым. Непроницаемым.
Он попытался снять зеркало со стены, но оно не поддавалось. Словно приросло. Попробовал разбить - молоток отскакивал, не оставляя даже царапины.
В понедельник на работе его никто не узнал. Охранник потребовал пропуск, которого у него не было. Светлана из отдела кадров смотрела на него как на чужого:
- Простите, вы к кому?
- Я... я Андрей Петрович. Главный бухгалтер.
- У нас нет такого сотрудника. Главного бухгалтера зовут Сергей Михайлович.
Он вернулся домой. Точнее, попытался. Ключи не подходили. Из-за двери доносились чужие голоса - там жила другая семья. Консьержка, та самая, что здоровалась с ним каждое утро последние два года, смотрела на него подозрительно:
- Мужчина, вы кого ищете?
- Я... я здесь живу. Квартира пятнадцать.
- В пятнадцатой Мироновы живут. Уже лет десять как.
Он вышел на улицу. Документы в карманах были не его. Чужое имя, чужая фотография. Нет, фотография была его, но имя... Николай Сергеевич Пустовой. Прописка - какой-то подвал в Люблино. Счёт в банке - пусто. Телефон не работал - симкарта заблокирована.
Он пошёл на блошиный рынок у Савёловского вокзала. Искал старика в засаленной кепке, но его не было. Другие торговцы говорили, что такого здесь никогда не видели.
К вечеру он вернулся к дому на Соколе. Долго стоял, глядя на окна квартиры, которая ещё вчера была его. В окне мелькнула чья-то тень. Потом свет погас.
Он переночевал на вокзале. Утром пошёл искать работу. Но без документов, без рекомендаций, без прошлого никто не хотел его брать. Даже грузчиком, даже дворником.
Прошла неделя. Потом месяц. Николай Сергеевич Пустовой - он уже начал откликаться на это имя - жил как тень. Ночевал где придётся, питался чем придётся. Иногда, проходя мимо витрин, ловил своё отражение и не узнавал себя. Оброс, похудел, постарел лет на десять.
А где-то на Мальдивах, в бунгало над водой, Андрей Петрович просыпался от кошмаров. Снилось ему зеркало в бронзовой раме и человек по ту сторону стекла. Человек с пустыми глазами куклы, который стучал в стекло изнутри и беззвучно кричал.
Вера спрашивала, что с ним. Он отмахивался - усталость, акклиматизация. Но с каждым днём кошмары становились ярче. И однажды утром, взглянув в зеркало ванной, он увидел не себя. На него смотрел тот, другой. Настоящий Андрей Петрович, запертый в зеркальном мире.
- Верни мне мою жизнь, - прошептало отражение.
Но было поздно. Слишком поздно. Зеркало в квартире на Соколе разбилось в ту же секунду. Семь лет несчастья, как говорят. Или целая вечность.
А на блошином рынке у Савёловского вокзала старик в засаленной кепке выставил на продажу новое зеркало. Овальное, в тяжёлой бронзовой раме с узором из переплетённых змей. Или виноградных лоз - трудно разобрать.
- Сколько за зеркало? - спросила молодая женщина с усталым лицом.
- Три тысячи, - прохрипел старик и закрыл глаза.
В зеркале её отражение улыбалось. Счастливое, успешное, красивое. Всё, чем она не была, но могла бы стать.
Женщина достала кошелёк.
История повторялась.