Блошиный рынок на Преображенской площади пах прелыми листьями и старой кожей. Алина Петровская медленно брела между рядами, придерживая рукой воротник осеннего пальто. В кармане звенели последние две тысячи до зарплаты, но Тимофей так просил новую игрушку к своему дню рождения через неделю.
Она остановилась у прилавка со старой электроникой. Среди проводов и пыльных радиоприёмников лежал компактный кассетный диктофон «Электроника-302». Корпус потёртый, но целый, рядом — стопка кассет в выцветших коробочках.
— Сколько за диктофон? — спросила она у продавца, худого старика в вязаной жилетке.
Старик поднял на неё пронзительно-голубые глаза. На мгновение Алине показалось, что он смотрит не на неё, а сквозь неё, видя что-то за гранью настоящего момента.
— Для вас — пятьсот рублей, — произнёс он медленно, словно взвешивая каждое слово. — С кассетами.
— Работает?
— Как часы. Швейцарские.
Алина взяла диктофон, повертела в руках. Тяжёлый, основательный. Такие вещи делали на века. Тимофей любил слушать аудиосказки перед сном, особенно когда астма не давала заснуть. Она могла бы записывать для него истории своим голосом.
— Беру.
Старик завернул покупку в газету с странной неспешностью, будто выполнял какой-то ритуал.
— Вещь особенная, — сказал он, передавая свёрток. — С историей. Но история эта ещё не закончена.
Алина кивнула, не вслушиваясь. Мало ли что несут старики на блошиных рынках для красного словца.
Дома, пока Тимофей делал уроки в своей комнате, она достала диктофон и вставила батарейки. Механизм ожил с тихим жужжанием. В диктофоне уже была кассета — без надписей, просто белый пластик за мутным окошком.
Алина нажала кнопку воспроизведения.
Сначала — шипение, треск старой плёнки. Потом детский голос, чистый и звонкий:
«Мама говорит, что я особенный. Что я вижу то, чего не видят другие. Вчера я видел большую птицу за окном. Она была похожа на птеродактиля из моей книжки про динозавров. Мама сказала, что это просто ворона, но я знаю, что это был птеродактиль. Они не вымерли. Они просто спрятались во времени».
Алина вздрогнула. Голос был до жути похож на голос Тимофея. Те же интонации, та же манера растягивать гласные. Но запись явно старая — слышно по качеству звука.
«Сегодня 15 октября 2003 года. Мне семь лет и три месяца. У меня астма, и мама купила мне ингалятор в форме космического корабля. Когда я вырасту, я полечу на Марс и построю там дом для мамы и меня. Папа с нами не полетит. Он ушёл, когда мне было четыре».
Алина выронила диктофон. Он упал на диван, продолжая бубнить детским голосом. 15 октября 2003 года Алине самой было двенадцать лет. Тимофей родился в 2016-м. Но все детали... Астма, ингалятор в форме космического корабля (она купила такой в прошлом месяце), отец, ушедший когда сыну было четыре...
— Мам, что ты слушаешь?
Тимофей стоял в дверях, наклонив голову. В полумраке комнаты его силуэт казался размытым, словно находился в двух местах одновременно.
— Ничего, солнышко. Старую кассету нашла.
— А можно послушать?
— Нет! — слишком резко ответила Алина. — То есть, там ничего интересного. Иди, доделывай математику.
Когда сын ушёл, она снова включила запись. Перемотала немного вперёд.
«...мама плакала сегодня на кухне. Думала, я не слышу. Она плакала из-за денег. Я положил под её подушку свою копилку с семьюдесятью тремя рублями. Когда вырасту, буду много зарабатывать и куплю маме красивое платье. Голубое, как небо на Марсе».
Алина вспомнила. Две недели назад она действительно плакала на кухне, думая, что Тима спит. А утром нашла под подушкой его копилку. С семьюдесятью тремя рублями.
Следующие два часа она слушала кассеты, одну за другой. На каждой — тот же детский голос, рассказывающий о событиях, которые происходили с ней и Тимофеем. Но записи датированы 2003-2004 годами. На одной из кассет мальчик назвал своё имя.
Тимофей Петровский.
Ночью, когда сын заснул, Алина вернулась на блошиный рынок. Площадь была пуста, только ветер гонял пластиковые пакеты между закрытыми прилавками. Но в дальнем углу горел тусклый свет. Старик сидел на раскладном стуле, словно ждал её.
— Я знала, что вы придёте, — сказал он, не поднимая головы. — Они всегда приходят.
— Что это за записи? Кто их сделал?
Старик медленно поднял глаза. В полумраке они светились, как у кота.
— Ваш сын их сделал. Двадцать лет назад.
— Это невозможно.
— Время — это не прямая линия, Алина Сергеевна. Это спираль. Некоторые души проживают свои жизни не последовательно. Они существуют во всех витках спирали одновременно. Ваш сын — один из таких. Он был здесь раньше. Он будет здесь после. Он всегда здесь.
— Вы сумасшедший.
— Возможно. А возможно, сумасшедший мир, в котором мы пытаемся натянуть линейное время на нелинейную реальность. Идите домой, Алина. Слушайте кассеты. На последней есть кое-что важное.
Алина хотела возразить, потребовать нормальных объяснений, но старик уже отвернулся, растворяясь в темноте, словно его и не было.
Дома она нашла кассету с надписью «Последняя». Вставила в диктофон дрожащими руками.
«Мама, если ты это слушаешь, значит, время сделало полный оборот. Я знаю, это страшно. Я помню, как страшно тебе было, когда ты нашла эти записи. Но не бойся. Всё идёт как должно. Я записал эти кассеты, чтобы ты знала — я всегда был с тобой. До рождения, после смерти, в каждом витке спирали.
Астма пройдёт, когда мне исполнится двенадцать. Ты встретишь хорошего человека, когда мне будет пятнадцать. Его зовут Михаил, он работает в планетарии. Мы действительно слетаем на Марс — ну, почти. В планетарии есть потрясающий симулятор.
Не пытайся изменить то, что должно произойти. Просто знай, что в каждом витке времени я люблю тебя. И в каждом витке ты — лучшая мама на свете».
Алина выключила диктофон и долго сидела в темноте. Потом пошла в комнату Тимофея. Он спал, раскинув руки, и в лунном свете его лицо казалось древним и юным одновременно.
— Ты правда видел птеродактиля? — прошептала она.
Тимофей открыл глаза и улыбнулся, не просыпаясь до конца.
— Они не вымерли, мама. Они просто спрятались во времени. Как я.
И снова заснул.
Алина вернулась в гостиную и спрятала диктофон в шкаф, на самую дальнюю полку. Но кассеты оставила себе. Иногда, когда становилось особенно трудно, она доставала их и слушала голос своего сына из прошлого, рассказывающий о будущем, которое обязательно наступит.
А через пять лет, когда Тимофею исполнилось двенадцать, астма действительно прошла. Сама собой, без объяснений, к изумлению врачей. В тот день Алина достала диктофон и нажала кнопку записи.
— Тима, — сказала она в микрофон. — Это мама. Из 2023 года. Если ты слушаешь это в 2003-м, знай — я тоже тебя люблю. Во всех витках времени.
Она понимала, что это безумие. Но в мире, где семилетний мальчик может оставить послание за двадцать лет до своего рождения, безумие становилось единственной формой здравого смысла.
Вечером того же дня она повела Тимофея в планетарий на лекцию о Марсе. У входа стоял высокий мужчина в очках, раздавал флаеры.
— Добро пожаловать, — сказал он, улыбаясь. — Меня зовут Михаил. Я буду вести сегодняшнюю программу.
Алина посмотрела на сына. Тимофей подмигнул ей и потянул за рукав пальто.
— Пойдём, мам. Нас ждёт Марс.
И они вошли под купол искусственных звёзд, где время текло по своим, неведомым законам, а птеродактили прятались между созвездиями, терпеливо ожидая своего часа вернуться в мир.
На следующий день Алина снова пришла на блошиный рынок. Прилавок старика был пуст, только на раскладном стуле лежала записка: «Для А.П. Передайте дальше, когда придёт время».
Под запиской лежал другой диктофон, новее, и стопка чистых кассет.
Алина взяла их и пошла домой. Она не знала, кому и когда придётся передать эти кассеты. Но чувствовала — когда придёт время, она узнает.
А пока что у неё был сын, который существовал вне времени, и целая жизнь впереди, уже прожитая и ещё не начатая, свёрнутая в спираль, как магнитная лента в кассете.
И это было прекрасно.
В ту ночь Тимофей снова говорил во сне. Алина прислушалась — он диктовал какие-то числа, координаты. Она записала их в блокнот, не понимая зачем. Утром поискала в интернете — это были координаты кратера на Марсе, открытого совсем недавно. Кратер назывался Хронос.
Бог времени, подумала Алина. Как подходяще.
Она заварила чай и села у окна. Где-то там, в переплетении временных спиралей, её сын оставлял следы в прошлом и будущем одновременно. И она была частью этого чуда — обычная женщина, библиотекарь из спального района Москвы, мать ребёнка, который существовал вне законов причины и следствия.
Телефон зазвонил. Номер незнакомый.
— Алина Сергеевна? — голос мужской, усталый. — Это из планетария. Михаил Веденеев. Мы вчера встречались на лекции. Ваш сын оставил у нас рюкзак.
— Но он был без рюкзака...
— Я знаю, это странно. Но в рюкзаке документы на ваше имя. И ещё... — мужчина замялся. — Там диктофон с кассетами. Очень старый. На кассетах записан мой голос, но я этого не помню. Можем мы встретиться?
Алина посмотрела на Тимофея. Он сидел за столом, рисовал что-то сосредоточенно. На листе — красная планета и маленькая фигурка человека, машущего рукой.
— Да, — сказала она в трубку. — Конечно, мы можем встретиться. Время есть всегда. Оно просто течёт по-разному для разных людей.