Алиса Михайлова впервые почувствовала чужую тоску на языке в тот дождливый октябрьский вторник, когда готовила капучино для женщины в мокром плаще. Женщина стояла у стойки, роняя капли дождя на полированную поверхность, и её глаза были такими пустыми, что Алиса невольно отвела взгляд. Но когда она сделала первый глоток свежесваренного кофе – проверяя температуру молочной пены, как учила её Нина, – во рту разлилась не привычная горечь арабики, а что-то совершенно иное. Солёное, тяжёлое, с металлическим привкусом слёз, которые не пролиты, но уже готовы вот-вот хлынуть наружу.
– Всё в порядке? – спросила женщина, заметив, как Алиса замерла с чашкой в руке.
– Да, конечно, – Алиса поспешно поставила капучино на блюдце. – Просто... просто проверяла температуру. Вот, пожалуйста. Триста рублей.
Женщина расплатилась бесконтактной картой и ушла к окну, где дождь рисовал абстрактные узоры. Алиса проводила её взглядом, всё ещё ощущая во рту этот странный привкус чужого горя. Она налила себе воды из-под крана, прополоскала рот, но ощущение не уходило. Оно растворилось само собой только через полчаса, когда женщина допила кофе и вышла на улицу, растворившись в московской толпе.
– Ты какая-то бледная, – заметила Нина, выходя из подсобки с коробкой бумажных стаканчиков. – Не заболела?
Нина Сергеевна Волкова владела кофейней "Альтависта" уже пять лет. Она взяла Алису на работу месяц назад, когда та приехала в Москву из Екатеринбурга с дипломом филолога и полным отсутствием представления о том, что делать дальше. В объявлении о вакансии говорилось: "Требуется бариста с хорошим вкусом и любовью к людям". Алиса решила, что первое можно развить, а второе у неё и так в избытке.
– Нет, всё хорошо, – ответила Алиса, но Нина смотрела на неё с тем особенным прищуром, который означал, что она не верит ни единому слову.
– Давай-ка сделай себе кофе и расскажи, что случилось. Посетителей сейчас мало, справлюсь одна.
Алиса кивнула и принялась готовить себе флэт уайт. Она любила этот напиток за баланс – не слишком много молока, не слишком крепкий кофе, золотая середина. Но когда она попробовала готовый напиток, то чуть не выронила чашку. На языке расцвела целая палитра эмоций: тревога за дочь, которая уехала учиться в Лондон, усталость от бессонных ночей над бухгалтерскими отчётами, лёгкая зависть к молодости Алисы и – неожиданно – тёплая материнская забота.
Это были эмоции Нины. Алиса каким-то непостижимым образом чувствовала их через кофе, который сама же и приготовила.
– Господи, – выдохнула она, опускаясь на барный стул.
– Что такое? – Нина подошла ближе, и в её голосе звучала та самая забота, которую Алиса только что ощутила на вкус.
– Я... я не знаю, как это объяснить. Это прозвучит безумно.
– Милая, я пять лет держу кофейню в центре Москвы. Я слышала истории покруче, чем ты можешь себе представить. Рассказывай.
И Алиса рассказала. О женщине в мокром плаще, о привкусе тоски, о том, как сейчас почувствовала эмоции самой Нины. Удивительно, но хозяйка кофейни выслушала её без тени скептицизма.
– Знаешь, – медленно произнесла Нина, – моя бабушка говорила, что у каждого человека есть дар. Просто не все его находят. Может быть, ты нашла свой?
– Дар? Чувствовать чужие эмоции через кофе? Это же абсурд!
– А почему абсурд? Кофе – это ритуал, момент близости между людьми. Ты готовишь напиток, вкладываешь в него частичку себя, человек принимает его – происходит обмен. Может быть, ты просто более чувствительна к этому обмену, чем другие.
В дверь кофейни позвонил колокольчик. Вошёл Григорий Петрович – их постоянный клиент, преподаватель литературы из соседнего университета. Высокий, слегка сутулый, с аккуратной седой бородой и неизменным твидовым пиджаком, он появлялся здесь каждый день ровно в три часа дня.
– Добрый день, Григорий Петрович, – улыбнулась Нина. – Как обычно?
– Благодарю, да. Двойной эспрессо, без сахара.
Алиса принялась за приготовление кофе, стараясь не думать о том, что сейчас может произойти. Но когда она попробовала эспрессо – лишь каплю на языке, чтобы убедиться в правильной экстракции – её захлестнуло волной такой глубокой печали, что на глаза навернулись слёзы. Это была не острая боль потери, а тихая, въевшаяся в кости тоска по кому-то, кого больше нет. По утрам, которые больше не начинаются с поцелуя. По вечерам без разговоров на кухне. По пустой половине кровати.
– Вот ваш кофе, – Алиса поставила чашку на блюдце, и её голос слегка дрогнул.
Григорий Петрович внимательно посмотрел на неё:
– Вы плачете, милочка?
– Нет, что вы, просто... лук резали на кухне для сэндвичей.
Он кивнул, но во взгляде мелькнуло понимание – лука на кухне не резали уже несколько часов. Профессор взял свой кофе и, как обычно, сел у окна с потрёпанным томиком Бродского.
Следующие дни превратились для Алисы в странное испытание. С каждой чашкой кофе она погружалась в чужие эмоциональные миры. Утренние посетители приносили с собой тревогу предстоящего дня и усталость от недосыпа. Офисные работники в обеденный перерыв – раздражение от начальства и мечты об отпуске. Вечерние гости – одиночество или, наоборот, предвкушение свидания.
Она научилась различать оттенки. Радость была сладковатой, с нотками корицы. Грусть – солёной и тяжёлой. Злость обжигала язык, как перец чили. Любовь... любовь была похожа на карамель – сладкая снаружи, но с горчинкой внутри, потому что в любви всегда есть страх потери.
Нина наблюдала за ней с растущим беспокойством:
– Ты похудела. И круги под глазами появились.
– Просто не высыпаюсь.
– Алиса, может, тебе стоит взять выходной? Или сходить к врачу?
Но как объяснить врачу, что ты чувствуешь эмоции людей через кофе? Алиса только покачала головой.
В четверг появился новый посетитель. Молодой человек лет тридцати, в джинсах и футболке с логотипом какой-то IT-компании. У него были тёмные вьющиеся волосы и удивительно светлые, почти прозрачные глаза.
– Здравствуйте, – улыбнулся он. – А что вы посоветуете человеку, который в кофе совершенно не разбирается, но хочет научиться?
– Начните с капучино, – предложила Алиса. – Это классика. Не слишком крепкий, молоко смягчает горечь.
– Тогда капучино. Меня Тимур зовут, кстати.
– Алиса.
Она приготовила напиток и, по привычке, попробовала. И замерла. Потому что вместо ожидаемого коктейля эмоций почувствовала что-то совершенно особенное – лёгкость, почти невесомость, как будто стоишь на вершине горы и смотришь на мир внизу. Это было чистое, ничем не омрачённое любопытство к жизни, смешанное с искренним интересом к ней, Алисе.
– Вкусно? – спросил Тимур, заметив её замешательство.
– Да... да, получилось неплохо.
Он заплатил и сел за столик у окна, достав ноутбук. Но Алиса заметила, что вместо того чтобы работать, он то и дело поглядывает в её сторону.
С того дня Тимур стал приходить каждый день. Иногда утром, иногда вечером, в зависимости от рабочего графика. Он заказывал разные напитки – латте, американо, раф – и каждый раз Алиса чувствовала эту удивительную лёгкость, к которой постепенно примешивалось что-то ещё. Нежность. Влечение. И – это пугало её больше всего – влюблённость.
– Он тебе нравится, – констатировала Нина однажды, когда Тимур ушёл.
– С чего ты взяла?
– Алиса, ты улыбаешься, когда готовишь ему кофе. И вообще в последнее время выглядишь лучше. Оживлённее.
Это была правда. Присутствие Тимура словно создавало защитный купол от эмоционального шторма других посетителей. Когда он был в кофейне, Алиса чувствовала себя спокойнее.
Но однажды, в пасмурный ноябрьский день, всё изменилось. Тимур пришёл после работы, и когда Алиса попробовала его американо, то вместо привычной лёгкости ощутила острую тревогу, граничащую с паникой. Страх неудачи, страх не оправдать ожидания, страх остаться одному.
– Всё в порядке? – спросила она, ставя перед ним чашку.
– Да, конечно. Просто устал немного.
Но Алиса знала, что это не усталость. Она видела, как он нервно теребит ремешок часов, как взгляд блуждает по кофейне, не находя точки опоры.
В тот вечер она решилась. Когда Тимур допил кофе и собрался уходить, Алиса сказала:
– Подожди. Я... я хочу тебе кое-что рассказать.
Он удивлённо поднял брови, но сел обратно. Кофейня была почти пуста – только Григорий Петрович в своём углу читал всё того же Бродского.
– Это прозвучит странно, – начала Алиса. – Но я... я чувствую эмоции людей через кофе, который готовлю.
Тимур моргнул:
– В смысле?
– В буквальном. Когда я пробую напиток, то ощущаю на вкус то, что чувствует человек, для которого готовлю. Радость, грусть, тревогу...
– Это... это метафора какая-то?
– Нет. Это правда. И сегодня я почувствовала твою тревогу. Ты боишься чего-то.
Тимур долго молчал, глядя на свои руки. Потом тихо произнёс:
– Мне предложили работу в Сан-Франциско. Огромная зарплата, карьерный рост, всё, о чём я мечтал. Но...
– Но?
– Но в последний месяц у меня появилась причина остаться в Москве.
Он посмотрел на неё, и Алиса почувствовала, как краснеет.
– Знаешь, – продолжил Тимур, – если ты действительно чувствуешь эмоции через кофе, то должна была заметить кое-что ещё.
– Что именно?
– То, что я влюблён в тебя с первого дня. С того момента, как ты посоветовала мне капучино для начинающих.
Алиса улыбнулась:
– Я заметила. Это было... как солнечный луч сквозь облака. Тёплое и светлое чувство.
– И ты не сбежала?
– А ты не считаешь меня сумасшедшей после того, что я рассказала про кофе и эмоции?
– Знаешь, мой дед был из Сибири. Он рассказывал, что его мать могла предсказывать погоду по полёту птиц и находить потерянные вещи по запаху. Так что странные способности в нашем мире – не такая уж редкость. Главное – как ты ими пользуешься.
На следующий день Григорий Петрович пришёл не один. С ним была женщина лет пятидесяти, с короткими седыми волосами и добрыми глазами.
– Алиса, Нина, – торжественно произнёс он, – позвольте представить вам Елену Андреевну. Мы... мы познакомились на поэтическом вечере.
Алиса приготовила для них два капучино. И когда попробовала – почувствовала нечто удивительное. Эмоции Григория Петровича изменились. Печаль никуда не ушла – она останется с ним навсегда, как шрам от старой раны. Но теперь к ней примешивалось что-то новое. Робкая надежда. Осторожная радость. Как первые подснежники сквозь снег.
– Я рад, что вы познакомились, – сказала Алиса, ставя перед ними чашки.
Григорий Петрович кивнул, и в его глазах мелькнуло понимание. Он знал. Каким-то образом он догадался о её способности.
– Жизнь продолжается, – тихо сказал он. – Даже когда кажется, что она закончилась. Моя покойная жена часто это повторяла. Говорила, что горе – это не повод перестать жить, а повод научиться жить по-новому.
Вечером, когда кофейня закрылась, Алиса осталась одна. Она приготовила себе эспрессо – крепкий, горький, настоящий. И попробовала.
На вкус он был сложным. Там была усталость от чужих эмоций. Тревога за будущее. Но также – любовь к Тимуру, благодарность Нине за поддержку, нежность к посетителям, чьи истории она теперь знала изнутри. И ещё – принятие. Принятие своего дара, каким бы странным он ни был.
Дверь кофейни открылась. Вошёл Тимур с букетом осенних астр.
– Я подумал, – сказал он, – что если ты чувствуешь эмоции через кофе, то должна знать мой ответ насчёт Сан-Франциско ещё до того, как я его произнесу.
Алиса взяла цветы и улыбнулась:
– Ты остаёшься.
– Откуда знаешь?
– Астры. В Америке ты бы купил розы. Астры – это московские цветы. Цветы человека, который выбрал дом.
Он обнял её, и Алиса почувствовала, что ей не нужен кофе, чтобы понять его эмоции. Они были написаны в его глазах, в прикосновении рук, в том, как он произнёс её имя.
Через полгода "Альтависта" стала известна на всю Москву. Не из-за особенного кофе или интерьера, а из-за атмосферы. Люди приходили сюда, когда им было тяжело, и уходили с облегчением. Приходили влюблённые и находили подтверждение своим чувствам. Приходили потерянные и обретали направление.
Никто не знал о способности Алисы. Но она научилась использовать её мудро. Грустным посетителям она добавляла в кофе чуть больше корицы – для тепла. Тревожным – каплю ванильного сиропа для спокойствия. Влюблённым – щепотку какао для сладости момента.
Григорий Петрович женился на Елене Андреевне тихой церемонией в мае. Нина открыла вторую кофейню и сделала Алису совладелицей первой. Тимур не уехал в Сан-Франциско, но получил повышение в московском офисе.
А Алиса? Алиса научилась жить со своим даром. Она поняла, что способность чувствовать чужие эмоции – это не проклятие, а возможность. Возможность помогать, понимать, сопереживать. И что самое главное – возможность показать людям, что они не одиноки в своих чувствах.
Однажды вечером, готовя закрытие кофейни, она приготовила два капучино – для себя и Тимура. Попробовала оба. В его чашке был вкус спокойной уверенности и глубокой любви. В своей – счастье с лёгкой горчинкой кофе.
– О чём думаешь? – спросил Тимур, обнимая её сзади.
– О том, что счастье всегда немного горчит. Как хороший кофе.
– Это плохо?
– Нет. Это значит, что оно настоящее.
За окном шёл снег, превращая московские улицы в иллюстрацию к зимней сказке. В кофейне было тепло и пахло свежемолотыми зёрнами. На стене висели фотографии постоянных посетителей – Григорий Петрович с Еленой Андреевной на свадьбе, Нина с дочерью, приехавшей на каникулы из Лондона, и множество других лиц, ставших почти семьёй.
Алиса выключила кофемашину, и в наступившей тишине было слышно только, как снег стучит в окна. Она думала о том, что жизнь – как кофе. Может быть горькой, может быть сладкой, но главное – чувствовать её вкус. Весь спектр, все оттенки, всю глубину.
И ещё она думала о том, что завтра утром снова откроет кофейню, снова будет готовить кофе для людей, снова будет чувствовать их эмоции. Но теперь это не пугало её. Потому что она знала – в каждой чашке есть не только горечь или сладость. В каждой чашке есть история. А истории – это то, что делает нас людьми.
– Пойдём домой? – предложил Тимур.
– Пойдём, – согласилась Алиса, выключая свет.
Они вышли в снежную московскую ночь, оставив за спиной тёмную кофейню. Но завтра она снова наполнится светом, ароматом кофе и человеческими историями. И Алиса будет там, чтобы их услышать. Точнее – почувствовать на вкус.
В конце концов, у каждого есть свой дар. Просто не все его находят. А те, кто находят, должны использовать его мудро. Даже если это дар чувствовать чужие эмоции через кофе в маленькой московской кофейне.
Особенно если это такой дар.