Вадим Григорьевич Островский поднимался по лестнице жилого комплекса "Золотые ключи", привычно считая ступеньки. Двадцать четыре до площадки, поворот, ещё двадцать четыре. Восьмой этаж. В руках — потёртый чемоданчик с инструментами, который служил ему верой и правдой уже пятнадцать лет. Лифт, конечно, работал, но Вадим предпочитал лестницу. Так думалось лучше, а думать в последнее время приходилось много.
После развода прошло три года, но пустота в груди никуда не делась. Просто научился с ней жить, как учатся жить с хронической болью — не замечать, пока она не становится невыносимой. Работа помогала. Трубы, краны, засоры — всё это имело логику, причину и следствие. В отличие от людей.
— Вадим Григорьевич! — окликнул его молодой голос снизу. — Подождите!
По лестнице, перепрыгивая через ступеньки, поднимался Артём — девятнадцатилетний стажёр, которого ему навязали две недели назад. Парень был из технического колледжа, худой, нескладный, с вечно растрёпанными волосами и горящими глазами. В первый день Вадим решил, что долго тот не продержится — слишком уж впечатлительный для такой работы. Но парень оказался упорным.
— Что случилось? — спросил Вадим, останавливаясь на площадке.
— Да я... — Артём тяжело дышал, — хотел спросить... Мы же сегодня в восемьдесят седьмую идём?
— Идём. Заявка на протечку.
— Вот об этом и хотел... — Артём замялся, поправил очки. — Вы не замечали там ничего странного?
Вадим нахмурился. Квартира номер восемьдесят семь. Четырёхкомнатная, сто двадцать квадратов, вид на парк. Жила там женщина средних лет, Инна Сергеевна Белова, с мужем и дочерью-подростком. Вадим бывал у них раза три за последний год — то кран потёк, то засор в ванной. Обычная семья. Или...
— Что именно странного? — осторожно спросил он.
— Ну... — Артём почесал затылок. — Они какие-то... механические, что ли. Как роботы. Помните, мы на прошлой неделе были у них? Так вот эта Инна Сергеевна, она же всё время улыбалась. Но глаза... глаза у неё были мёртвые. И ещё она повторяла одну и ту же фразу: "Всё хорошо, всё замечательно". Раз пять точно повторила.
Вадим вспомнил тот визит. Действительно, что-то было не так. Но он списал это на усталость — конец рабочего дня, восьмой вызов подряд. Теперь же, когда Артём озвучил это вслух, неприятное чувство вернулось.
— Мало ли, — сказал он, стараясь звучать убедительно. — Может, антидепрессанты пьёт. Сейчас половина Москвы на таблетках.
— Может быть, — согласился Артём, но по его лицу было видно, что он не верит. — А ещё знаете что? Я вчера встретил их дочку внизу, у подъезда. Поздоровался, а она на меня посмотрела так, будто не узнаёт. Хотя мы же были у них дома, она нас видела. А потом говорит: "Извините, я должна идти домой. Мама ждёт". И голос такой же монотонный, как у матери.
Они дошли до квартиры восемьдесят семь. Массивная дверь с золотистой табличкой. Вадим нажал на звонок. Где-то в глубине квартиры раздалась мелодия — классическая, что-то из Баха. Странный выбор для дверного звонка.
Дверь открылась почти сразу, словно Инна Сергеевна стояла за ней и ждала.
— Здравствуйте, — сказала она, растягивая губы в улыбке. — Мы вас ждали. Проходите.
Вадим кивнул и шагнул через порог. Артём замешкался, но последовал за ним. В квартире пахло чем-то сладковатым — не то ладаном, не то ванилью. На стенах — абстрактные картины в золочёных рамах, на полу — персидский ковёр. Всё дорогое, со вкусом, но какое-то... безжизненное. Как в музее.
— Протечка в ванной комнате, — сказала Инна Сергеевна, ведя их по коридору. — Вчера вечером заметили. Всё хорошо, всё замечательно, но протечка есть.
Артём толкнул Вадима локтем. Тот сделал вид, что не заметил.
В ванной действительно была протечка — под раковиной собралась небольшая лужа. Вадим присел на корточки, открыл чемоданчик.
— Артём, подай разводной ключ.
Парень полез в чемодан, а Вадим заглянул под раковину. Труба была в порядке, но соединение ослабло. Пятиминутная работа.
— Инна Сергеевна, — позвал он. — Можно воду перекрыть?
Ответа не было. Вадим выглянул из ванной. Хозяйка стояла в коридоре, повернувшись к стене. Просто стояла, уставившись в одну точку.
— Инна Сергеевна?
Она медленно повернулась, и на её лице снова появилась та же улыбка.
— Да, конечно. Перекрывайте. Всё хорошо, всё замечательно.
Она ушла вглубь квартиры. Артём присвистнул.
— Видели? Она на стену пялилась. Просто стояла и пялилась.
— Работай давай, — буркнул Вадим, хотя сам чувствовал, как по спине побежали мурашки.
Они закончили через пятнадцать минут. Вадим собрал инструменты, Артём вытер пол. Из квартиры доносились голоса — похоже, вернулись муж с дочерью.
Когда они вышли в коридор, то увидели странную картину. В гостиной, за большим обеденным столом, сидела вся семья. Муж, жена, дочь. Они сидели неподвижно, сложив руки на столе, и смотрели в одну точку — на стену напротив. На стене висела картина, но с того места, где стоял Вадим, было не разглядеть, что на ней изображено.
— Мы закончили, — сказал Вадим громче, чем собирался.
Все трое синхронно повернули головы в его сторону. Движение было настолько одновременным, что Артём ахнул.
— Спасибо, — сказал мужчина. Голос у него был такой же монотонный, как у жены. — Мы благодарны. Всё хорошо, всё замечательно.
— Всё хорошо, всё замечательно, — эхом повторили жена и дочь.
Вадим схватил Артёма за локоть и потащил к выходу. Только когда дверь за ними закрылась, он позволил себе выдохнуть.
— Что это было? — прошептал Артём. — Вадим Григорьевич, что это, чёрт возьми, было?
— Не знаю, — честно ответил Вадим. — И знать не хочу.
Но это была ложь. Он хотел знать. Более того — он уже знал, что не сможет просто забыть об этом и жить дальше. Что-то происходило в квартире номер восемьдесят семь, что-то нехорошее, и его профессиональное любопытство (а может, просто человеческое сострадание) не давало отмахнуться.
На следующий день Вадим специально проходил мимо восемьдесят седьмой. Дверь была приоткрыта — редкость для этого дома, где все помешаны на безопасности. Из квартиры доносилось монотонное бормотание. Вадим остановился, прислушался.
— ...принимаем дар, отвергаем сомнения, становимся едиными...
Голоса звучали хором. Мужские, женские, даже детский голос дочери Беловых. Вадим осторожно заглянул в щель. То, что он увидел, заставило его отпрянуть.
В гостиной было человек пятнадцать. Все стояли в круге, держась за руки, и раскачивались из стороны в сторону. В центре круга — та самая картина со стены. Теперь Вадим мог разглядеть её получше. На холсте было изображено что-то... неправильное. Переплетение линий и форм, которые, казалось, двигались, пульсировали, жили своей жизнью. От одного взгляда на картину начинала кружиться голова.
— ...отвергаем индивидуальность, принимаем единство...
Вадим попятился. Сердце колотилось так сильно, что он боялся — услышат. Но люди в круге были слишком поглощены своим ритуалом.
Он спустился вниз почти бегом. В голове метались мысли. Секта? Но какая секта проводит собрания средь бела дня в элитном жилом комплексе? И что это за картина такая?
Вечером он позвонил Артёму.
— Слушай, парень, — начал он без предисловий. — Ты был прав насчёт восемьдесят седьмой. Там творится какая-то дичь.
— Я знал! — взволнованно ответил Артём. — Что вы видели?
Вадим рассказал. На том конце провода воцарилось молчание.
— Надо в полицию звонить, — наконец сказал Артём.
— И что мы им скажем? Что жильцы собрались в круг и держались за руки? Это не преступление.
— Но они же... они не в себе! Это промывание мозгов!
Вадим вздохнул. Парень был прав, но что они могли сделать? Влезть в чужую жизнь? А если эти люди опасны?
— Давай так, — решил он. — Завтра я попробую поговорить с кем-нибудь из соседей. Может, они что-то знают.
На следующее утро Вадим постучал в квартиру номер восемьдесят шесть. Дверь открыла пожилая женщина в домашнем халате.
— Вы сантехник? — спросила она. — У меня ничего не сломано.
— Я по другому вопросу, — сказал Вадим. — Вы не замечали ничего странного в соседней квартире? В восемьдесят седьмой?
Женщина сразу напряглась.
— Не знаю, о чём вы. У меня нет времени на сплетни.
Она попыталась закрыть дверь, но Вадим успел вставить ногу.
— Пожалуйста, это важно. Там происходит что-то нехорошее.
Женщина посмотрела на него долгим взглядом, потом вздохнула.
— Входите. Только быстро.
В квартире пахло валерьянкой и старыми книгами. Женщина — она представилась как Валентина Павловна — усадила его на кухне, налила чаю.
— Они переехали сюда год назад, — начала она. — Сначала всё было нормально. Приятная семья, вежливые, тихие. А потом... потом появился он.
— Кто?
— Не знаю, как его зовут. Высокий мужчина, лет пятидесяти, всегда в чёрном костюме. Седые волосы, зачёсаны назад. И глаза... — она поёжилась. — Глаза у него как у змеи. Холодные, без эмоций.
— И что он делал?
— Приходил к ним каждый день. Потом стали приходить другие люди. Всё больше и больше. Иногда я слышу, как они... поют, что ли. Или молятся. Не разберу. А месяц назад...
Она замолчала, уставившись в чашку.
— Что было месяц назад?
— Я встретила Инну Сергеевну в лифте. Хотела поздороваться, а она на меня смотрит и не узнаёт. Совсем. Как будто видит впервые. А мы же три года соседи! И знаете, что самое страшное? У неё на шее были синяки. Как от пальцев. Я спросила, всё ли в порядке, а она улыбнулась этой своей жуткой улыбкой и говорит: "Всё хорошо, всё замечательно". С тех пор я стараюсь с ними не встречаться.
Вадим поблагодарил Валентину Павловну и ушёл. На лестнице его ждал Артём.
— Ну что? — спросил он нетерпеливо.
Вадим пересказал разговор. Лицо парня становилось всё мрачнее.
— Это же классическая секта! — воскликнул он. — Харизматичный лидер, промывание мозгов, изоляция от внешнего мира. Надо что-то делать!
— Что именно? — устало спросил Вадим. — Мы не герои из боевика. Мы сантехники.
— Но мы же не можем просто...
Договорить Артём не успел. Дверь квартиры восемьдесят семь распахнулась, и на площадку вышел мужчина. Высокий, в чёрном костюме, седые волосы зачёсаны назад. Валентина Павловна не соврала — глаза у него действительно были как у змеи.
— Господа, — сказал он мягким, вкрадчивым голосом. — Не желаете ли присоединиться к нашему собранию?
— Нет, спасибо, — быстро ответил Вадим. — Мы по работе.
— По работе? — мужчина улыбнулся. Улыбка не коснулась его глаз. — Но заявок от нас не поступало.
— Профилактический осмотр, — соврал Вадим. — Проверяем стояки.
— Понятно, — мужчина не двигался, загораживая проход. — Знаете, я думаю, вам стоит зайти. Буквально на минутку. У нас как раз... проблема с краном на кухне.
— Мы можем прийти позже...
— Нет, — голос мужчины стал жёстче. — Сейчас.
Вадим почувствовал, как Артём напрягся рядом. Ситуация становилась опасной. Но что они могли сделать? Убежать? Это только подтвердит подозрения этого типа.
— Хорошо, — сказал Вадим. — Пять минут.
Они вошли в квартиру. В гостиной было полно людей — человек двадцать, не меньше. Все сидели на полу в позе лотоса, глаза закрыты. В центре — та самая картина. Вблизи она выглядела ещё страшнее. Линии и формы словно выползали за пределы холста, тянулись к смотрящему.
— Не обращайте внимания, — сказал мужчина. — Это медитация. Пойдёмте на кухню.
На кухне никаких проблем с краном не было. Мужчина встал в дверном проёме, отрезая путь к отступлению.
— Меня зовут Виктор Андреевич, — сказал он. — Я знаю, кто вы и зачем вы здесь.
— Мы сантехники...
— Не надо, — Виктор Андреевич поднял руку. — Валентина Павловна уже позвонила мне. Сказала, что вы расспрашивали о нас. Это нехорошо. Совсем нехорошо.
Артём попытался достать телефон, но мужчина был быстрее. Он выхватил аппарат и сунул в карман.
— Не надо паниковать, — сказал он тем же вкрадчивым тоном. — Мы не причиним вам вреда. Мы вообще никому не причиняем вреда. Мы просто помогаем людям стать... лучше.
— Превращая их в зомби? — не выдержал Артём.
Виктор Андреевич рассмеялся. Смех у него был неприятный, скрежещущий.
— Зомби? О нет, молодой человек. Они полностью в сознании. Просто их сознание теперь... расширено. Они видят истину, которая скрыта от остальных. Хотите увидеть?
— Нет, — твёрдо сказал Вадим. — Мы уходим. Сейчас.
— Боюсь, это невозможно, — Виктор Андреевич покачал головой. — Видите ли, теперь вы слишком много знаете. У вас есть два варианта: присоединиться к нам добровольно или...
— Или что? — спросил Вадим, хотя уже догадывался.
— Или присоединиться не совсем добровольно. Но поверьте, первый вариант гораздо приятнее.
Из гостиной донеслось пение. Низкое, гортанное, на незнакомом языке. От этих звуков кожа покрывалась мурашками.
— Что это за язык? — спросил Артём. Голос у него дрожал.
— Древний, — ответил Виктор Андреевич. — Старше любого из известных вам. Язык тех, кто был до нас и будет после. Картина — это окно к ним. А мы — проводники их воли.
Он совсем спятил, подумал Вадим. Но спятивший человек не может так чётко организовать целую группу людей. Значит, он либо гениальный манипулятор, либо...
Либо он говорит правду.
От этой мысли стало по-настоящему страшно.
— Пойдёмте, — сказал Виктор Андреевич. — Я покажу вам картину. Один взгляд — и вы всё поймёте.
— Нет, — Вадим схватил Артёма за руку. — Мы уходим.
Он попытался оттолкнуть Виктора Андреевича, но тот оказался удивительно сильным. Схватил Вадима за запястье, и от его прикосновения по руке побежал холод.
— Не сопротивляйтесь, — прошептал он. — Это бесполезно.
Пение в гостиной становилось громче. Теперь к нему присоединились барабаны — глухие, ритмичные удары.
Вадим ударил Виктора Андреевича коленом в живот. Тот согнулся, но не отпустил. Артём схватил со стола нож и замахнулся.
— Не надо! — крикнул Виктор Андреевич. — Вы не понимаете, что делаете!
Но Артём уже ударил. Нож вошёл в плечо мужчины. Тот вскрикнул и отпустил Вадима.
— Бежим! — крикнул Вадим.
Они выскочили из кухни. В гостиной люди по-прежнему сидели в позе лотоса, но теперь их глаза были открыты. Все двадцать пар глаз уставились на беглецов. Глаза были пустыми, как у кукол.
— Остановите их, — прохрипел Виктор Андреевич из кухни.
Люди начали подниматься. Медленно, механически, как марионетки. Вадим и Артём бросились к двери. Кто-то схватил Артёма за рукав, но парень вырвался.
Они выскочили на лестничную площадку и побежали вниз. Сзади слышались шаги — много шагов, синхронных, как у солдат на марше.
На улице Вадим вызвал полицию. Приехали через десять минут — две машины, четыре офицера. Вадим сбивчиво рассказал о нападении, о ноже, о странном поведении жильцов.
Полицейские поднялись в квартиру. Вернулись через полчаса.
— Там никого нет, — сказал старший. — Квартира пуста.
— Как пуста? — не поверил Артём. — Там было двадцать человек!
— Сейчас там никого. И следов крови нет. Вы уверены, что правильно указали квартиру?
Вадим и Артём переглянулись. Они поднялись наверх вместе с полицейскими. Квартира восемьдесят семь действительно была пуста. Никакой картины, никаких следов присутствия людей. Даже мебель стояла по-другому.
— Это невозможно, — пробормотал Вадим.
— Послушайте, — сказал полицейский. — Может, вы ошиблись? Переутомились на работе?
Они ушли, пообещав "разобраться". Вадим знал, что никто ничего разбираться не будет.
На следующий день он снова пришёл к Валентине Павловне. Дверь ему открыла другая женщина — моложе, с усталым лицом.
— Вы к кому? — спросила она.
— К Валентине Павловне. Она здесь живёт.
— Здесь живу я, — сказала женщина. — Уже три года. Никакой Валентины Павловны тут нет.
Вадим почувствовал, как земля уходит из-под ног.
— Но я же был здесь вчера...
— Мужчина, вам плохо? — забеспокоилась женщина. — Может, воды?
Вадим отказался и ушёл. В управляющей компании ему сказали, что в квартире восемьдесят шесть действительно живёт Марина Олеговна Крылова, и живёт уже три года. Никакой Валентины Павловны в базе нет.
В квартире восемьдесят семь, по данным базы, никто не прописан. Квартира продаётся уже полгода, но покупателей нет — слишком дорого.
Артём уволился на следующий день. Сказал, что больше не может находиться в этом доме. Вадим его понимал, но сам уйти не мог. Работа есть работа.
Прошла неделя. Вадим старался не думать о произошедшем, убеждал себя, что это было массовой галлюцинацией, стрессом, чем угодно. Но по ночам ему снилась та картина — пульсирующие линии и формы, которые тянулись к нему из холста.
А потом он получил заявку. Квартира восемьдесят семь. Протечка.
Вадим стоял перед дверью, не решаясь позвонить. Наконец нажал кнопку. Знакомая мелодия Баха.
Дверь открыла Инна Сергеевна. Та самая, которой не должно было здесь быть.
— Здравствуйте, Вадим Григорьевич, — сказала она с той же механической улыбкой. — Мы вас ждали. Проходите.
— Вы... вы же...
— Всё хорошо, всё замечательно, — сказала она. — Проходите. У нас действительно есть протечка.
Вадим вошёл. В гостиной никого не было. Никакой картины на стене. Обычная квартира обычных людей.
— Протечка на кухне, — сказала Инна Сергеевна.
Вадим прошёл на кухню. Под раковиной действительно была лужа. Он присел, открыл чемоданчик. Руки дрожали.
— Вадим Григорьевич, — раздался голос за спиной.
Он обернулся. В дверях стоял Виктор Андреевич. Никаких следов ранения на плече.
— Вы помните меня? — спросил он.
Вадим молчал.
— Конечно, помните. Вы помните всё. В отличие от вашего молодого друга. Мы стёрли его воспоминания. Милосердие, знаете ли. Но вы... вы другой. Вы сильнее. Вы можете помнить и жить с этим.
— Чего вы от меня хотите?
— Ничего. Просто делайте свою работу. Устраните протечку и идите. Мы больше не будем вас беспокоить. При одном условии.
— Каком?
— Молчание. Полное и абсолютное молчание. Никому, никогда, ни слова. Иначе... — он не договорил, но угроза повисла в воздухе.
Вадим кивнул.
— Умница, — улыбнулся Виктор Андреевич. — Знаете, мир полон тайн. Некоторые из них лучше оставить нераскрытыми. Для всеобщего блага.
Он ушёл. Вадим починил трубу, собрал инструменты. Инна Сергеевна проводила его до двери.
— Спасибо, — сказала она. — Всё хорошо, всё замечательно.
Вадим спустился к себе в подвал, где была его каморка. Сел на старый продавленный стул, закрыл лицо руками.
Он будет молчать. Конечно, будет. Потому что понимает — некоторые двери лучше не открывать. Некоторые тайны лучше не знать. И некоторые картины лучше не видеть.
Но по ночам ему всё равно снится квартира номер восемьдесят семь. Снится пульсирующая картина и пустые глаза людей в круге. И голос Виктора Андреевича, шепчущий: "Всё хорошо, всё замечательно".
И самое страшное — иногда Вадим ловит себя на том, что повторяет эти слова вслух.