Геннадий Павлович крутил баранку своей маршрутки №17 уже восьмой год. До этого двадцать три года крутил чертежи на авиазаводе. Потом завод встал. Чертежи остались. А крутить что-то надо. Вот и крутит. Туда-сюда, от вокзала до спального района. Туда-сюда. Как маятник. Только маятник отсчитывает время, а он — человеческие судьбы.
Понимаете, маршрутка — это не транспорт. Это исповедальня на колёсах. Люди садятся, едут, говорят. А он слушает. Восемь лет слушает. У него даже радио сломалось года три назад, так он и не починил. Зачем? Радио одно и то же врёт, а люди — они каждый день разные. Даже одни и те же — разные.
Вот, например, Раиса Семёновна. Каждое утро в 8:47 на остановке "Площадь Победы". С авоськой в клетку. Всегда садится за ним, на первое место справа.
— Геннадий Павлович, — говорит, устраиваясь поудобнее, — вы знаете, я вчера думала...
И он знает, что она думала. Она всегда думает одно и то же — как бы ей не думать о том, что она одна. Муж умер четыре года назад. Дети в Москве. Внуки по скайпу раз в месяц. А думать надо каждый день.
— Я вчера думала, — продолжает она, — может, мне собаку завести? Маленькую такую, чтобы на руках носить можно было.
— Раиса Семёновна, — отвечает Геннадий Павлович, поворачивая на Комсомольскую, — а вы помните, как Василий Петрович ругался на собак? Говорил, что они...
— ...что они только гадят и лают, — подхватывает она и улыбается. — Помню. Он бы мне сейчас такое устроил!
И вот она уже не о собаке думает, а о муже. И это хорошо. Потому что о муже думать — это помнить, что была любовь. А о собаке думать — это признать, что всё, конец, только собака и осталась.
На остановке "Детская поликлиника" влетает Артём. Девятнадцать лет, рюкзак больше его самого, в ушах наушники, но музыка выключена. Геннадий Павлович это сразу видит — парень не музыку слушает, а себя.
— Здрасьте, Геннадий Палыч! — кричит Артём, хотя кричать не надо, в маршрутке тихо.
Садится у окна, достаёт телефон, смотрит в него, убирает. Достаёт снова. Опять убирает.
— Написал бы уже, — говорит Геннадий Павлович в зеркало заднего вида.
— Кому? — краснеет Артём.
— Ей. Кому же ещё. Ты же третий месяц собираешься.
— А вдруг она... ну... не то подумает?
— А ты знаешь, что она подумает?
— Нет.
— А что не то?
— Ну... не знаю.
— Вот видишь. Не знаешь, что она подумает, не знаешь, что не то. А боишься. Знаешь, чего боишься?
Артём мотает головой. Раиса Семёновна оборачивается, с интересом смотрит. У неё внук в Москве примерно такого же возраста. Она ему советы даёт по скайпу, а он камеру выключает.
— Ты боишься, что она скажет "да", — выдаёт Геннадий Павлович, сворачивая к университету. — Потому что если "нет" — ну, попробовал и попробовал. А если "да" — то что дальше? Надо же что-то делать. На свидание вести. Разговаривать. А о чём? Ты же три месяца репетируешь одну фразу.
Артём сидит с открытым ртом. Потом достаёт телефон, что-то быстро печатает и нажимает "отправить". Телефон тут же вибрирует.
— Ответила! — выдыхает он. — Смайлик с сердечком!
— Ну вот, — философски замечает Геннадий Павлович. — Теперь у тебя настоящие проблемы.
Раиса Семёновна смеётся. Первый раз за неделю смеётся.
На "Центральном рынке" Раиса Семёновна выходит, а входит Нина Александровна. Это событие. Она обычно на своей "Камри" ездит. А тут — маршрутка. Геннадий Павлович даже притормаживает от удивления.
— Машина в сервисе, — объясняет она, усаживаясь с краю. — Можно до "Делового центра"?
Можно. Конечно, можно. В маршрутке всё можно, кроме курения и распития. Хотя и это иногда можно, если человек совсем край.
Нина Александровна — это такая категория пассажиров, которые в маршрутке временно. Как в командировке в чужой стране. Смотрят по сторонам, держат сумку покрепче, передают деньги с таким видом, будто подают милостыню.
Но сегодня что-то не так. Она сидит и смотрит в окно. И в глазах у неё не высокомерие, а... тоска? Усталость? Геннадий Павлович восемь лет людей возит, он читает по глазам, как по книге. Открытой книге.
— Тяжёлый день предстоит? — спрашивает он, просто чтобы спросить.
— Все дни тяжёлые, — неожиданно отвечает она. — Извините, я... я не жалуюсь.
— А что вы делаете?
— Констатирую факт.
— Факты — упрямая вещь. Но не настолько упрямая, как люди, которые с ними мирятся.
Она смотрит на него в зеркало. Прямо смотрит, изучающе.
— Вы всегда так философствуете за рулём?
— А что ещё делать? Дорога одна и та же, а думать надо о разном. Вот вы, например, о чём думаете, когда на своей "Камри" едете?
— О работе.
— А когда с работы?
— О работе на завтра.
— А в выходные?
— О работе на понедельник.
— Понятно. А жить когда?
Нина Александровна молчит. Долго молчит. Потом достаёт из сумки молескин, открывает, закрывает, снова открывает.
— Я стихи пишу, — вдруг говорит она. — По ночам. Никто не знает.
Артём оборачивается. Он-то думал, такие тётки только в эксельках могут строчить.
— И как? — интересуется Геннадий Павлович.
— Плохо пишу. Но это единственное, что я делаю для себя. Понимаете? Всё остальное — для компании, для имиджа, для карьеры. А это — просто так. Бесполезно совершенно.
— Самое полезное в жизни — бесполезные вещи. Любовь бесполезная — от неё одни проблемы. Дети бесполезные — деньги жрут, нервы мотают. Стихи бесполезные. А без них как?
На "Деловом центре" Нина Александровна выходит, но перед этим оборачивается:
— Можно я завтра опять поеду? Машина-то готова уже будет, но...
— Маршрутка — не такси. Она для всех. Садитесь, если место есть.
Она улыбается. Первый раз за утро улыбается.
День катится дальше. Люди входят, выходят. Студенты, пенсионеры, офисные работники, мамы с детьми. У каждого своя история, своя боль, своя радость. И Геннадий Павлович всех везёт. Туда-сюда, туда-сюда.
В обеденный перерыв он паркуется у вокзала, достаёт термос с чаем, бутерброды. Сидит, жуёт, думает. О чём думает? Да о том же, о чём все — как бы жизнь прожить, чтобы не стыдно было. Только он ещё и о пассажирах думает. Вот Раиса Семёновна собаку хочет. А надо ей не собаку, а подругу. Чтобы чай пить и о мужьях умерших вспоминать. Артёму девушка смайлик прислала — теперь мучиться будет, что дальше писать. А Нина Александровна стихи пишет...
Телефон звонит. Жена.
— Ты поесть не забыл?
— Ем.
— Что ешь?
— Бутерброды твои.
— Они не мои, я их для тебя делала.
— Значит, наши общие.
— Гена, ты опять философствуешь?
— А что мне ещё делать?
— Деньги зарабатывать.
— Я и зарабатываю. Философствуя.
Она смеётся и кладёт трубку. Тридцать лет вместе, а всё смеётся. Это ли не счастье?
После обеда поток пассажиров меняется. Утром все спешат на работу, после обеда — с работы. И настроение другое. Утром у людей надежда — может, сегодня что-то изменится. После обеда — смирение. Не изменилось. И завтра не изменится. Разве что...
На "Площади Победы" опять садится Раиса Семёновна. С полной авоськой.
— Геннадий Павлович, я тут подумала...
— Про собаку?
— Нет. Я в магазине Людмилу Ивановну встретила. Помните её? На Советской жила.
— С третьего этажа? У которой муж в позапрошлом году?..
— Да-да, именно. Так вот, она говорит, в доме культуры клуб открыли. Для тех, кому за шестьдесят. Танцы там, песни...
— И?
— Я подумала... может, схожу?
— А что думать? Идите.
— А вдруг там... ну...
— Что?
— Старухи одни скучные?
Геннадий Павлович смеётся:
— Раиса Семёновна, а вы себя к какой категории относите?
Она обижается, но не всерьёз. Потом тоже смеётся:
— Я-то не старуха! Я просто... опытная женщина.
— Вот и идите. Поделитесь опытом.
На следующей остановке садится мужчина лет шестидесяти. Подтянутый такой, в спортивном костюме. Раиса Семёновна сразу прихорашивается — поправляет волосы, сумочку на колени ставит поаккуратнее.
— На рынок? — спрашивает мужчина, протягивая деньги.
— До рынка довезём, — отвечает Геннадий Павлович и хитро смотрит в зеркало на Раису Семёновну.
Она краснеет. В шестьдесят семь лет краснеет, как девчонка.
— Вы тоже на рынок? — спрашивает мужчина, присаживаясь рядом.
— Да, за... за продуктами.
— А я за рассадой. Помидоры хочу посадить. Поздновато, конечно, но попробую.
— У вас дача?
— Участок небольшой. После выхода на пенсию увлёкся. А вы?
И вот они уже разговаривают. Про помидоры, про рассаду, про внуков. Оказывается, мужчину зовут Виктор Степанович, он бывший военный, два года как вдовец. В том самом клубе в доме культуры уже месяц занимается.
— Приходите, — говорит он Раисе Семёновне. — Там весело. И люди хорошие.
Геннадий Павлович улыбается. Вот так всегда — ищешь собаку, а находишь человека.
Вечерний рейс — особый. Люди усталые, но расслабленные. День позади, можно выдохнуть. В маршрутке пахнет духами, потом и надеждой на вечерний отдых.
Садится Артём. Сияет, как начищенный пятак.
— Геннадий Палыч! Мы завтра в кино идём!
— Поздравляю. И что смотреть будете?
— Не знаю. Она выбирает. Сказала, комедию какую-то.
— Правильно сказала. С комедии начинать надо. Потом драма сама придёт.
— Вы-то что за циник такой? — смеётся Артём.
— Я не циник. Я реалист. Тридцать лет женат — есть опыт.
— И как? Не надоело?
— А ты каждый день в универ ездишь. Надоело?
— Ну... бывает.
— Вот и в браке так же. Бывает, надоело. Бывает, радостно. Бывает, хочется придушить. Бывает, без неё — как без рук. Это жизнь. Она разная.
На "Центральной" садится Нина Александровна. Опять. Хотя говорила, машину из сервиса заберёт.
— Добрый вечер, — говорит она, устраиваясь на том же месте, что и утром.
— Машина ещё не готова? — интересуется Геннадий Павлович.
— Готова. Стоит во дворе офиса.
— А вы здесь?
— А я здесь.
Она достаёт молескин, что-то пишет, зачёркивает, снова пишет.
— Стихи?
— Пытаюсь. Знаете, я сегодня весь день думала о том, что вы утром сказали. Про бесполезные вещи.
— И?
— Подала заявление об увольнении.
Артём присвистывает. Геннадий Павлович чуть руль не выпускает.
— С ума сошли?
— Наоборот. Наконец-то в ум пришла. Пятнадцать лет я делаю то, что не люблю, чтобы купить то, что не нужно, чтобы произвести впечатление на тех, кто мне безразличен.
— Красиво сказано. Это из ваших стихов?
— Нет. Это из фильма "Бойцовский клуб". Но суть верная.
— И что теперь?
— Не знаю. И это прекрасно! Пятнадцать лет я знала, что будет завтра, послезавтра, через год. А теперь не знаю. Страшно и... восхитительно.
— А жить на что?
— Накопления есть. На год хватит. А там... посмотрим. Может, книжку напишу. Может, в Тибет поеду. Может, в библиотеке устроюсь.
— От главбуха до библиотекаря — это сильно.
— От робота до человека — ещё сильнее.
Маршрутка подъезжает к конечной. Пассажиры выходят, расходятся по своим домам, по своим жизням. Геннадий Павлович разворачивается, едет в парк. Последний рейс закончен.
Дома жена встречает:
— Как день?
— Обычный.
— Что-нибудь интересное?
— Раиса Семёновна мужика себе нашла. Артём с девушкой в кино идёт. Нина Александровна с работы уволилась.
— Нина Александровна — это которая главбух?
— Уже бывшая.
— С ума сойти! И ты говоришь — обычный день?
Геннадий Павлович снимает вязаный жилет, вешает на спинку стула.
— А что необычного? Люди живут. Меняются. Ищут счастье.
— Находят?
— Некоторые.
— А ты? Нашёл?
Он обнимает её, прижимает к себе.
— Тридцать лет назад нашёл. На остановке "Площадь Победы". Помнишь?
— Помню. Ты ещё на "Икарусе" тогда работал.
— Ага. А ты с авоськой стояла.
— С клетчатой! Как сейчас у твоей Раисы Семёновны.
Они смеются. Потом ужинают. Смотрят телевизор. Ложатся спать. Обычная жизнь обычных людей.
А утром всё повторяется. Геннадий Павлович встаёт, завтракает, надевает свой вязаный жилет и едет в парк. Берёт ключи от маршрутки №17, проверяет колёса, масло, садится за руль.
Первый рейс. От парка до вокзала.
На "Площади Победы" садится Раиса Семёновна. Но не одна — с Виктором Степановичем.
— Геннадий Павлович, — говорит она, сияя, — мы в дом культуры едем. На репетицию хора.
— Вот и славно. Держите друг друга.
И он имеет в виду не только поручни в маршрутке.
На "Детской поликлинике" садится Артём. Весь такой загадочный.
— Ну как кино? — спрашивает Геннадий Павлович.
— Нормально. Она всю комедию проплакала.
— Почему?
— Говорит, от счастья. Я не понял, но руку держал.
— Правильно. Не обязательно всё понимать. Иногда достаточно просто быть рядом.
На "Центральной" садится... нет, не садится. Геннадий Павлович даже оглядывается — может, Нина Александровна опаздывает? Но нет. Остановка пустая.
Зато на следующей остановке садится девушка лет двадцати пяти. Незнакомая. Новенькая. С огромным рюкзаком и гитарой.
— До вокзала довезёте?
— Довезу. Уезжаете?
— Приезжаю. То есть... возвращаюсь. Три года в Москве жила. Не моё.
— А что ваше?
— Не знаю ещё. Но точно не Москва.
И Геннадий Павлович понимает — вот она, жизнь. Одни уезжают, другие приезжают. Одни ищут, другие находят. Одни начинают, другие заканчивают. И он их всех везёт. Туда-сюда, туда-сюда. Как маятник.
Только маятник отсчитывает время.
А он — человеческие судьбы.
И это, знаете ли, не работа.
Это призвание.
Проходит неделя. Потом месяц. Жизнь в маршрутке №17 течёт своим чередом. Раиса Семёновна теперь ездит не одна — Виктор Степанович её везде сопровождает. Они даже на дачу вместе ездят. Помидоры выращивают.
— Геннадий Павлович, — говорит она как-то утром, — а вы знаете, что помидоры парами лучше растут?
— Не знал.
— И я не знала. Виктор Степанович говорит, им вместе веселее.
— Помидорам?
— Ну да. И людям, кстати, тоже.
Артём теперь не один ездит — с девушкой. Её зовут Катя, она с филологического. Читает в маршрутке книги. Настоящие, бумажные.
— Геннадий Палыч, — шепчет Артём, — она Достоевского читает! По своей воле!
— И что?
— Как что? Это же... это же серьёзно!
— А ты хотел несерьёзно?
— Нет, но... Достоевский!
— Переживёшь. Потом ещё и Толстого читать начнёт. Готовься.
А Нина Александровна... Её нет уже два месяца. Геннадий Павлович даже беспокоиться начал. Может, заболела? Или уехала в свой Тибет?
И вот однажды вечером, в пятницу, на "Центральной" стоит женщина. В джинсах, футболке, с рюкзаком за плечами. Волосы собраны в хвост, на лице — загар.
— Подождите! — кричит она, вбегая в маршрутку.
Геннадий Павлович присматривается... Нина Александровна?!
— Не узнали? — смеётся она.
— Честно? С трудом. Вы помолодели лет на десять.
— На пятнадцать! Я в Непале была. Месяц в горах. Потом месяц в Индии, в ашраме.
— И как?
— Знаете, что я поняла? Чтобы найти себя, не обязательно ехать в Тибет. Можно и в маршрутке №17.
— Это комплимент?
— Это факт. Вы мне тогда, два месяца назад, жизнь изменили. Одной фразой.
— Какой?
— "Жить когда?" Я теперь каждое утро просыпаюсь и спрашиваю себя: "Жить когда?" И отвечаю: "Сейчас!"
Она садится на своё обычное место. Достаёт не молескин, а планшет.
— Пишу книгу, — объясняет. — "Записки бывшего главбуха".
— Про работу?
— Про жизнь. Про то, как мы теряем себя в погоне за успехом. И про то, как можно себя найти. В маршрутке, например.
Вечер пятницы. Маршрутка полна. Люди едут с работы, из гостей, с учёбы. Усталые, но довольные — выходные впереди.
На предпоследней остановке садится девочка лет восьми. Одна. Геннадий Павлович напрягается — как так, одна? Вечер же.
— Девочка, а мама где?
— Мама дома. Она ногу сломала. А мне надо к бабушке, лекарства отвезти.
— А папа?
— Папы нету. Он ушёл, когда мне три было.
Пассажиры переглядываются. Раиса Семёновна достаёт кошелёк:
— Девочка, возьми. На такси обратно.
— Не надо, у меня проездной.
— Возьми-возьми. Темно уже будет.
Виктор Степанович добавляет:
— И вот, конфеты. Бабушке отвезёшь.
Артём с Катей тоже что-то достают из рюкзака:
— Вот, шоколадка. Маме передай, пусть выздоравливает.
Нина Александровна пишет что-то на листочке:
— Это мой телефон. Если что — звони. Я недалеко живу, могу помочь.
Девочка смотрит на всех большими глазами. На остановке "Парк Культуры" выходит, оборачивается:
— Спасибо!
И убегает.
В маршрутке тихо. Потом Геннадий Павлович говорит:
— Знаете, я восемь лет людей вожу. Всяких видел. Злых, добрых, равнодушных, отзывчивых. И вот что понял: доброта — она заразная. Один добро сделал — другой подхватил. Третий увидел — тоже захотел. И пошло-поехало.
— Как маршрутка, — смеётся Нина Александровна. — От остановки к остановке.
— Именно! Только маршрутка людей везёт, а доброта — сама едет. От человека к человеку.
Конечная. Все выходят. Геннадий Павлович делает последний круг, возвращается в парк.
А утром всё начинается снова.
Понедельник. Дождь. Настроение у всех соответствующее. В маршрутке пахнет мокрыми зонтами и понедельничной тоской.
На "Площади Победы" садится незнакомая женщина. Лет тридцати пяти, вся мокрая, расстроенная.
— Можно до вокзала? Срочно надо!
— Можно. Что случилось?
— Мама в больнице. Из другого города приехала, а транспорт весь стоит. Пробки жуткие.
— Доедем, не переживайте.
Женщина садится, пытается отдышаться. Раиса Семёновна протягивает ей платок:
— Вытритесь. И не паникуйте. Всё будет хорошо.
— Откуда вы знаете?
— Я не знаю. Но надеяться-то можно?
На следующей остановке садится мужчина в белом халате поверх куртки. Врач, видимо, на вызов спешит.
— Доктор, — обращается к нему женщина, — скажите, кардиология в третьей больнице хорошая?
— А что случилось?
— Мама... инфаркт.
Доктор садится рядом, начинает расспрашивать. Оказывается, он как раз кардиолог. Даёт телефон своего коллеги из третьей больницы, объясняет, что и как.
— Не переживайте. Валентин Михалыч — лучший специалист в городе. Я сейчас ему позвоню, предупрежу.
Звонит. Договаривается. Женщина плачет — от облегчения теперь.
— Спасибо! Спасибо вам всем!
Геннадий Павлович смотрит в зеркало заднего вида. В маршрутке человек пятнадцать. Все молчат, но все — вместе. Как одна семья. Временная, случайная, но семья.
— Знаете, — говорит он, — я тут подумал. Мы все едем в одной маршрутке. В прямом и переносном смысле. Кто-то выходит раньше, кто-то позже. Но пока едем — мы вместе. И можем друг другу помочь. Или хотя бы не мешать.
— Философ вы наш, — улыбается Раиса Семёновна.
— А что делать? Восемь лет за рулём — поневоле философом станешь.
Проходит ещё месяц. Осень вступает в свои права. Листья жёлтые, дождь частый, настроение меланхолическое.
Артём с Катей теперь живут вместе. Снимают квартиру на двоих.
— Геннадий Палыч, — говорит Артём, — а вы не знаете, как девушке предложение сделать?
— Опять будешь три месяца репетировать?
— Не, я уже решился. Но как красиво сделать?
Катя сидит рядом, делает вид, что в книгу уткнулась. Но уши красные — слушает.
— А зачем красиво? — спрашивает Геннадий Павлович. — Скажи просто: "Выходи за меня". И всё.
— Так... неромантично.
— А ты для романтики женишься или для жизни?
— Для жизни, но...
— Вот и скажи просто. Слова простые, а чувство — настоящее. Это важнее всякой романтики.
Артём поворачивается к Кате:
— Кать, выходи за меня.
Она поднимает глаза от книги:
— Выйду.
Вся маршрутка аплодирует. Раиса Семёновна плачет. Виктор Степанович её обнимает. Нина Александровна достаёт телефон, фотографирует:
— Для книги! Глава "Любовь в маршрутке".
А та женщина, у которой мама в больнице была, теперь тоже постоянная пассажирка. Мама выздоровела, выписалась. Теперь они вместе в маршрутке ездят — на процедуры в поликлинику.
— Геннадий Павлович, — говорит мама, пожилая женщина с добрыми глазами, — спасибо вам. Дочь рассказала, как вы тогда помогли.
— Я просто вёз. Это пассажиры помогли.
— Всё равно спасибо. За атмосферу. У вас в маршрутке как-то... по-домашнему.
И правда, по-домашнему. Геннадий Павлович даже занавески повесил — Раиса Семёновна сшила. Виктор Степанович освежитель воздуха подарил — с запахом сосны. Нина Александровна плакат на стекло приклеила: "Улыбнитесь, вы едете в лучшей маршрутке города!"
Конечно, есть и недовольные. Куда без них.
— Что за цирк? — ворчит мужчина в дорогом костюме. — Занавесочки, плакатики... Маршрутка или дом пионеров?
— А что вас не устраивает? — интересуется Геннадий Павлович.
— Всё не устраивает! Музыки нет, кондиционера нет...
— Кондиционер есть. Вон, форточка. А музыка... Хотите, пассажиры споют?
И правда, Раиса Семёновна с Виктором Степановичем затягивают "Катюшу". Подхватывают другие. Мужчина в костюме выскакивает на первой же остановке.
— И не надо! — кричит ему вслед Раиса Семёновна. — Мы и без вас весело доедем!
Зима приходит неожиданно. Вчера дождь, а утром — снег. Первый снег всегда особенный. Люди улыбаются, дети ловят снежинки, взрослые вспоминают детство.
— Красота-то какая! — восхищается Раиса Семёновна.
Она теперь другая. Помолодела что ли. Или просто счастливая. С Виктором Степановичем они поженились. Тихо, без пышности — расписались и всё. Но маршрутку не бросают — привычка.
— Геннадий Павлович, — говорит она, — мы хотели вас с женой в гости пригласить. На новоселье.
— Переезжаете?
— Съезжаемся! Решили, что глупо две квартиры содержать. Одну сдавать будем, во второй жить.
— Правильно решили. А то что вы как подростки — то у тебя, то у меня.
Артём с Катей тоже новость приносят:
— Мы в загс подали! Свадьба в феврале!
— Что ж зимой-то?
— А мы зимой познакомились. Как раз четырнадцатого февраля. Я на остановке мёрз, а она чаем угостила из термоса.
— Романтика! — вздыхает Нина Александровна.
Она, кстати, тоже изменилась. Книгу дописала, издатель нашёлся. Теперь вторую пишет — уже художественную.
— Главный герой — водитель маршрутки, — признаётся она. — Не обижаетесь?
— А чего обижаться? Только гонорар пополам.
— Договорились!
Новый год приближается. В маршрутке Геннадий Павлович ёлочку маленькую поставил — искусственную, но красивую. Пассажиры игрушки приносят — кто шарик, кто мишуру. К концу декабря маршрутка как новогодняя открытка.
Тридцать первое декабря. Последний рабочий день. С утра снег валит, но настроение праздничное.
— С наступающим! — кричит каждый входящий.
К обеду маршрутка полна не только пассажирами, но и подарками. Раиса Семёновна пряники испекла — всем раздаёт. Виктор Степанович мандарины принёс — два килограмма. Артём с Катей конфеты дарят. Нина Александровна — подписанные экземпляры своей книги.
— Геннадий Павлович, — говорит девочка, та самая, что к бабушке ездила, — а можно я стишок расскажу? Я выучила!
— Давай!
И она читает. Про Новый год, про чудеса, про добрых людей. Все хлопают.
На конечной Геннадий Павлович останавливается, поворачивается к пассажирам:
— Дорогие мои! Старых знакомых не выбирают, но я рад, что судьба свела нас в этой маршрутке. Спасибо вам за этот год. За ваши истории, улыбки, слёзы. За то, что делаете мою работу не работой, а... жизнью. С Новым годом вас!
Аплодисменты. Обнимашки. Даже слёзы кое у кого.
А потом все расходятся по домам. Встречать Новый год.
Геннадий Павлович сдаёт маршрутку, едет домой. Жена встречает:
— Ну как, последний рейс года?
— Хороший. Душевный.
— Устал?
— Нет. Знаешь, я понял одну вещь.
— Какую?
— Я счастливый человек.
— Это почему же?
— Потому что у меня есть работа, которая не работа. Есть дом, куда хочется возвращаться. Есть ты. И есть мои пассажиры — каждый со своей историей, своей болью и радостью. И я часть их жизни. Маленькая, может быть, но важная. Я их вожу не просто с точки А в точку Б. Я их вожу по жизни. Хотя бы чуть-чуть.
Жена обнимает его:
— Философ ты мой. Пойдём, салаты резать. Философия философией, а Новый год по расписанию.
И они идут на кухню. Готовят, смеются, вспоминают прошедший год.
А в полночь, когда бьют куранты, Геннадий Павлович загадывает желание: чтобы маршрутка №17 ещё долго возила людей. Не просто тела — души. От остановки к остановке, от сердца к сердцу.
Потому что маршрутка — это не транспорт.
Это жизнь на колёсах.
И он, Геннадий Павлович, — её водитель.
Туда-сюда, туда-сюда.
Как маятник.
Только маятник отсчитывает время.
А он отсчитывает человеческие судьбы.
И в каждой судьбе — целая вселенная.