Михаил Петрович Ващенко проснулся, как всегда, в четыре тридцать утра. Спина ныла — старая подруга, напоминавшая о себе каждое утро вот уже пятнадцать лет, с тех пор как он пересел из инженерского кресла за баранку маршрутки. В темноте ноябрьского утра он нашарил на тумбочке пачку анальгина, проглотил две таблетки всухую и поморщился от горького вкуса.
Квартира встретила его привычной тишиной. Дочка Маша звонила раз в неделю из Москвы, рассказывала о своей новой работе в какой-то айти-компании. Михаил кивал в трубку, хотя половины слов не понимал: скрамы, спринты, бэклоги... Новый мир, в котором для него не было места.
На кухне он заварил крепкий чай в старой эмалированной кружке с отбитым краем — подарок бывшей жены на какую-то давнюю годовщину. Включил телевизор — там бубнила ведущая утренних новостей о курсе доллара и очередном снегопаде. Михаил машинально глянул в окно: снег действительно валил крупными хлопьями, укрывая грязные дворы Калининского района белым покрывалом.
В пять пятнадцать он уже стоял на остановке возле депо, курил последнюю сигарету перед сменой. Костя, его кондуктор, опаздывал, как обычно. Парень появился через пять минут, запыхавшийся, с красными от мороза щеками.
— Михалыч, прости, будильник... — начал было он, но Михаил только махнул рукой.
— Садись давай, нагоним.
ПАЗик завёлся с третьей попытки, фыркнув чёрным дымом в морозный воздух. Михаил выруливал из депо, привычно объезжая ямы, которые знал наизусть. Маршрут номер двадцать семь — от Площади Маркса до Родников, через весь город. Час двадцать в одну сторону, если без пробок.
Первые пассажиры начали садиться на Красном проспекте. Привычные лица — медсестра Валентина Сергеевна, спешившая на утреннюю смену в областную больницу; старик Семёныч с авоськой, ездивший на Центральный рынок за свежей рыбой; студенты из общаги на Никитина.
И тут Михаил увидел её.
Женщина стояла на остановке у Дома Быта, в сером пальто и вязаной шапке, натянутой почти до бровей. Ничего особенного — обычная пассажирка. Но что-то в её позе, в том, как она держала руки в карманах, как смотрела сквозь подъезжающую маршрутку, заставило Михаила почувствовать странный холодок вдоль позвоночника.
Женщина села на среднее сиденье у окна, молча протянула Косте пятьдесят рублей. Взяла билет и уставилась в окно. Михаил наблюдал за ней в зеркало заднего вида — она не шевелилась, не доставала телефон, не смотрела по сторонам. Просто сидела, как манекен.
На конечной остановке в Родниках все вышли. Все, кроме неё.
— Эй, женщина, приехали! — крикнул Костя.
Никакой реакции.
Костя подошёл ближе, тронул её за плечо:
— Вам выходить надо, конечная.
Женщина медленно повернула голову, посмотрела на него пустыми глазами и встала. Вышла из маршрутки, прошла метров десять и остановилась у остановки. Ждать обратного рейса.
— Странная какая-то, — пробормотал Костя, пересчитывая выручку.
Михаил промолчал, но тревожное чувство не отпускало.
Женщина села обратно через пятнадцать минут, когда они тронулись в обратный путь. Села на то же место. Снова молча заплатила. И снова проехала весь маршрут до площади Маркса, где так же молча вышла.
На следующий день она появилась снова. И через день. И через неделю.
Всегда на одной остановке. Всегда в одно время — на втором утреннем рейсе. Всегда на одном месте. Туда и обратно, туда и обратно.
— Михалыч, а чего она катается-то? — спросил как-то Костя после двух недель. — Может, больная?
— А чёрт её знает, — буркнул Михаил, но сам уже начал вести счёт.
Семнадцать дней подряд. Потом двадцать. Двадцать пять.
На двадцать шестой день Михаил не выдержал. Когда женщина села на своё обычное место, он включил аварийку и остановился.
— Костя, возьми руль на минуту.
Подошёл к женщине, сел рядом. Вблизи она оказалась моложе, чем он думал — лет сорок, не больше. Лицо без косметики, тёмные круги под глазами, потрескавшиеся губы.
— Простите, — начал Михаил. — Я водитель этой маршрутки. Вижу, вы каждый день ездите...
Женщина медленно повернулась к нему. В глазах мелькнуло что-то похожее на удивление — первая эмоция за все эти дни.
— Да, — тихо сказала она. Голос хриплый, словно она давно не разговаривала.
— Вы... работаете где-то по маршруту? Или...
— Ищу.
— Что ищете?
Женщина снова отвернулась к окну.
— Дочку. Она садилась здесь каждый день. В школу ездила. Номер пятьдесят четыре. Остановка Ватутина.
Михаил почувствовал, как по спине пробежал холодок. Школа номер пятьдесят четыре закрылась три года назад. Здание снесли, построили торговый центр.
— Когда это было?
— Седьмого октября. Она села в маршрутку в семь сорок пять утра. Я сама её провожала. Сказала: «Мам, я после школы к Ленке зайду, не жди к обеду». И всё.
— Какого года? — осторожно спросил Михаил, хотя уже догадывался.
— Этого. Седьмого октября.
Михаил посмотрел на Костю — парень крутил пальцем у виска, показывая на женщину. Но Михаил видел её глаза. Это были не глаза сумасшедшей. Это были глаза матери, потерявшей ребёнка.
— Как её зовут? Вашу дочку?
— Алиса. Алиса Воронова. Пятнадцать лет. Светлые волосы, зелёные глаза. Родинка на левой щеке. Вы её не видели?
Михаил медленно покачал головой. Костя за его спиной доставал телефон — наверное, хотел вызвать полицию или скорую.
— Я каждый день езжу, — продолжала женщина. — Вдруг она сядет? Вдруг я её увижу? Полиция сказала, что она сбежала. Что подростки часто так делают. Но я знаю свою дочь. Она бы не ушла. Не без слова. Мы с ней... мы были близки.
В маршрутку начали садиться новые пассажиры, недовольно поглядывая на стоящий транспорт. Михаил встал.
— Мне нужно ехать. Но... если хотите, можете ездить бесплатно. Я скажу Косте.
Женщина кивнула, не отрывая взгляда от окна.
Остаток дня Михаил не мог выкинуть из головы эту историю. Вечером, дома, полез в интернет. Набрал в поисковике: "Алиса Воронова пропала Новосибирск".
Новость нашлась сразу. Датирована седьмым октября. Три года назад.
"Пятнадцатилетняя школьница пропала по дороге в школу. Последний раз её видели садящейся в маршрутку номер 27 на остановке у Дома Быта. По камерам видеонаблюдения установлено, что девочка вышла на остановке Ватутина, но в школу не дошла. Родители просят откликнуться всех, кто может располагать информацией..."
Михаил пролистал дальше. Через месяц — ещё одна заметка. Тело Алисы Вороновой нашли в заброшенном доме в двух кварталах от школы. Изнасилование и убийство. Подозреваемый — местный бомж-рецидивист, умер в СИЗО до суда от сердечного приступа.
А мать... мать продолжала ездить. Каждый день. По тому же маршруту.
Михаил закрыл ноутбук и закурил, хотя дома старался не курить. Рука дрожала.
На следующий день женщина — теперь он знал, что её зовут Елена Игоревна — села на своё обычное место. Михаил ничего ей не сказал. Костя тоже молчал — Михаил объяснил ему ситуацию, и парень присмирел.
Так прошла ещё неделя. Елена Игоревна ездила молча, Михаил вёл маршрутку, Костя собирал плату за проезд. Странная рутина, к которой все привыкли.
А потом, в пятницу, на остановке Ватутина села девочка.
Михаил увидел её в зеркало заднего вида и чуть не врезался в столб. Светлые волосы, зелёные глаза, родинка на левой щеке. Школьная форма — той самой, снесённой школы номер пятьдесят четыре.
Девочка прошла по салону и села рядом с Еленой Игоревной.
— Мам, — сказала она. — Прости, что заставила ждать.
Елена Игоревна повернулась к ней, и на лице её появилась улыбка — первая за все эти недели.
— Алисочка. Я знала, что ты вернёшься.
Михаил остановил маршрутку. Обернулся. На среднем сиденье у окна сидела Елена Игоревна. Одна. Разговаривала сама с собой, гладя воздух рядом с собой.
— Михалыч, — прошептал побледневший Костя. — Михалыч, что происходит?
Но Михаил видел их обеих. Мать и дочь. Они держались за руки и улыбались друг другу. А за окном шёл снег, и город жил своей обычной жизнью, не замечая маленького чуда в старом ПАЗике на маршруте номер двадцать семь.
На следующей остановке они вышли вместе. Михаил проводил их взглядом — две фигуры, растворяющиеся в снежной круговерти.
— Ты видел? — спросил он Костю.
— Видел, — прошептал парень. — Но я никому не расскажу. Никто не поверит.
Больше Елена Игоревна в маршрутку не садилась.
Через неделю Михаил не выдержал и поехал по адресу, который нашёл в старых новостях. Обычная пятиэтажка в спальном районе. Поднялся на третий этаж, позвонил.
Дверь открыл мужчина лет пятидесяти, с седой бородой и усталыми глазами.
— Вы к кому?
— Я... простите. Елена Игоревна Воронова здесь живёт?
Мужчина помрачнел.
— Жила. Умерла неделю назад. Сердце. Я её бывший муж. А вы кто?
— Я... знакомый. Соболезную.
Михаил спустился по лестнице, чувствуя странную пустоту внутри. Неделю назад — как раз в ту пятницу, когда он видел девочку в маршрутке.
Вышел на улицу, закурил. Снег падал крупными хлопьями, как в то утро, когда он впервые увидел женщину в сером пальто на остановке.
На следующий день он поехал на кладбище. Нашёл свежую могилу. На памятнике — фотография Елены Игоревны, какой она была до трагедии. Красивая, улыбающаяся женщина. Рядом — старая могила. Алиса Воронова, 2008-2021.
Михаил постоял молча, потом положил на обе могилы по букету белых хризантем.
— Вы нашли друг друга, — сказал он тихо. — Это главное.
Ветер донёс откуда-то издалека звук подъезжающей маршрутки. Номер двадцать семь, наверное — его сменщик делал вечерний рейс. Михаил прислушался к знакомому рокоту двигателя и вдруг понял, что больше не хочет водить. Хватит. Пятнадцать лет за баранкой — достаточно.
Он достал телефон и набрал номер дочери.
— Маш? Это папа. Нет, всё в порядке. Просто... хотел услышать твой голос. И ещё — я тут подумал, может, правда в Москву перееду? Ну, поближе к тебе. Работу найду какую-нибудь. Да хоть сторожем... Главное — рядом быть.
В трубке послышался удивлённый смех Маши, потом радостный визг. Михаил улыбнулся, глядя на две могилы под снегом. Иногда нужно увидеть, как кто-то теряет близких навсегда, чтобы понять — пока не поздно, можно всё исправить.
Он шёл к выходу с кладбища, а снег всё падал и падал, укрывая город белым саваном. Где-то вдалеке слышался шум машин, звонкие голоса детей, играющих во дворах. Жизнь продолжалась. Обычная, простая жизнь, в которой иногда случаются необъяснимые вещи.
На остановке у кладбища он сел в маршрутку — не двадцать седьмую, другую. Кондуктор, молодая девушка с косичками, улыбнулась ему:
— Дядечка, вам куда?
— На вокзал, — ответил Михаил. — Билет до Москвы покупать.
За окном мелькали знакомые улицы, дома, остановки. Город, в котором он прожил всю жизнь, отпускал его. А может, это он отпускал город — вместе со всеми его тайнами и призраками.
Телефон завибрировал — сообщение от Маши: "Папа, я так рада! Встречу тебя на вокзале, когда приедешь. Люблю!"
Михаил улыбнулся и написал в ответ: "И я тебя люблю, доченька."
Маршрутка свернула на Вокзальную магистраль. Впереди показалось здание вокзала с его знакомыми часами. Время было начать новую жизнь. Без призраков прошлого, без бесконечных кругов по одному и тому же маршруту.
А где-то там, в параллельном мире или просто в памяти старого ПАЗика, мать и дочь продолжали свой вечный путь по маршруту номер двадцать семь. Вместе. Навсегда.
Михаил вышел на вокзальной площади, поднял воротник куртки от ветра и решительно зашагал к кассам. В кармане зазвонил телефон — начальник из депо. Михаил достал телефон, посмотрел на экран и, не отвечая, выключил его.
Всё. Хватит.
В кассе была небольшая очередь. Михаил встал в конец, достал документы. Рядом стояла молодая женщина с ребёнком лет пяти. Мальчик теребил маму за рукав:
— Мам, а поезд большой?
— Большой, Ванечка. Огромный.
— А он не потеряется? Доедет до бабушки?
— Доедет, не волнуйся. Поезда не теряются.
Михаил невольно улыбнулся. Если бы всё было так просто. Если бы никто никогда не терялся. Но иногда, совсем редко, потерявшиеся находят друг друга. Даже после смерти.
Очередь двигалась медленно. Михаил достал телефон, включил его и открыл фотографию Маши — последнюю, которую она прислала неделю назад. Стоит на фоне Москва-Сити, улыбается, машет рукой. Живая. Настоящая. Его дочь.
— Следующий! — позвала кассирша.
Михаил подошёл к окошку.
— Мне один билет до Москвы. На ближайший поезд.
— Плацкарт, купе, СВ?
— Купе. И чтобы нижняя полка, если можно. Спина болит.
— Есть места в вагоне номер семь. Поезд через три часа. Устроит?
— Устроит.
Он расплатился, взял билет и пошёл к залу ожидания. Три часа — достаточно времени, чтобы позвонить в депо, официально уволиться. Съездить домой за вещами. Попрощаться с городом.
В зале ожидания он сел на жёсткую скамейку, достал билет, разглядывая его. Поезд номер 37, вагон 7, место 27. Двадцать семь — опять это число. Михаил усмехнулся. Знак судьбы или просто совпадение?
Наверное, не важно. Важно то, что он едет к дочери. Что не опоздал. Что у них есть время.
А Елена Игоревна... Елена Игоревна и Алиса тоже вместе теперь. Где-то там, где нет боли, страха и одиночества. Где мать и дочь могут просто держаться за руки и улыбаться друг другу.
Михаил откинулся на спинку скамейки и закрыл глаза. Впереди была долгая дорога. Новая жизнь. Новый город.
И никаких маршруток. Совсем никаких.