Понимаете, есть такие утра, когда просыпаешься и думаешь: а что, собственно, изменилось со вчерашнего дня? Ничего. Абсолютно ничего. Те же лица, те же остановки, тот же запах солярки вперемешку с дешёвым парфюмом бабы Клавы с третьего ряда. Двадцать лет, понимаете? Двадцать лет по маршруту номер сорок семь. От депо до вокзала, от вокзала до депо. Как челнок в ткацком станке.
Ашот Карапетян проснулся в то утро с чувством, что сегодня что-то должно произойти. Не землетрясение, нет. Не революция. Что-то тихое, личное, но оглушительное для него самого. Он посмотрел на себя в зеркало заднего вида своей маршрутки. Пятьдесят два года. Седина пробивается сквозь чёрные армянские кудри, как первый снег через осеннюю траву. Глаза... а глаза-то потухли. Когда это случилось?
— Ашот-джан, — окликнул его Гриша-механик, — ты чего застыл? Пассажиры уже собираются.
Пассажиры. Святое слово. Они действительно собирались у остановки, как муравьи у крошки хлеба. Зинаида Петровна — первая, как всегда. Семьдесят три года, сумка на колёсиках, в которой три кочана капусты и надежда купить четвёртый подешевле. За ней Костя — студент с вечно помятой физиономией и наушниками размером с суповые тарелки. Марина Львовна — бухгалтер из конторы "Заря", которая погасла лет пятнадцать назад, но название менять не стали.
Ашот завёл двигатель. Старенький "Мерседес Спринтер" закашлялся, как заядлый курильщик после первой утренней сигареты, но завёлся. Надёжный, как швейцарские часы китайской сборки.
— Проездные готовим, граждане пассажиры! — крикнул Ашот по привычке и открыл дверь.
Зинаида Петровна первая втиснулась в салон, волоча за собой сумку.
— Ашот Сергеевич, — начала она своим скрипучим голосом, — вы бы попросили молодёжь место уступать. Вот вчера...
— Садитесь, Зинаида Петровна, — перебил Ашот. — Сегодня все сидячие места — ваши.
Старушка удивлённо моргнула, но села. За ней ввалился Костя, уткнувшись в телефон.
— Костян, — окликнул его Ашот, — ты куда вообще едешь?
— На Ленина, — буркнул студент, не поднимая головы. — Экзамен по сопромату.
— А хочешь куда?
Костя оторвался от экрана, словно его ударили током.
— В смысле?
— В прямом. Куда хочешь попасть на самом деле?
— Ну... вообще-то к Маше на Речной. У неё сегодня день рождения, но экзамен же...
— Понятно, — кивнул Ашот и что-то пометил в своём блокноте.
Марина Львовна зашла последней из постоянных пассажиров. Серый костюм, серое лицо, серая сумка. Вся серая, как ноябрьское небо над городом.
— Марина Львовна, — Ашот повернулся к ней, — а вы? Опять в свою контору?
— А куда же ещё? — вздохнула женщина. — Работа не волк...
— В лес не убежит, — закончил Ашот. — А если бы убежала? Куда бы вы побежали за ней?
Марина Львовна растерянно улыбнулась.
— Да никуда бы не побежала. На море бы поехала. В Сочи. Или в Крым. Там сейчас, наверное, ещё тепло...
Ашот кивнул и снова что-то записал. Потом закрыл двери, включил первую передачу и... повернул не туда.
— Эй! — первым заметил Костя. — Это же не на Ленина!
— И не на рынок! — подхватила Зинаида Петровна.
— Куда мы едем? — встревожилась Марина Львовна.
Ашот включил микрофон. В маршрутке был микрофон — это его личное ноу-хау, установил три года назад, но ни разу не использовал.
— Уважаемые пассажиры! — голос его звучал торжественно, как у диктора советского радио. — Сегодня, седьмого октября, маршрут номер сорок семь отменяется. Вместо него вводится специальный маршрут "Куда надо". Первая остановка — Речной бульвар, дом двенадцать. Костя, готовься выходить. Маша ждёт.
— Вы что, с ума сошли? — Костя вскочил с места. — У меня экзамен!
— У тебя любовь, — отрезал Ашот. — А экзамен — это так, недоразумение. Ты же программист, тебе сопромат как зайцу стоп-сигнал. А девушка... Девушка может не дождаться.
Маршрутка свернула на Речной. Костя стоял в проходе, разрываясь между паникой и восторгом.
— Но... декан же убьёт...
— Декан тебя и не вспомнит через год. А Машу ты будешь помнить всю жизнь. Выбирай.
Костя выскочил на остановке, обернулся, помахал рукой и побежал к подъезду. Ашот улыбнулся и поехал дальше.
— Следующая остановка, — объявил он, — Старое кладбище. Зинаида Петровна, ваш выход.
Старушка побледнела.
— Откуда... откуда вы знаете?
— Двадцать лет вожу, Зинаида Петровна. Двадцать лет вы каждое утро смотрите в ту сторону, когда проезжаем мимо. И фотография у вас из сумки выглядывает. Михаил Петрович, если не ошибаюсь?
Зинаида Петровна заплакала. Тихо, по-стариковски, утирая слёзы кружевным платочком.
— Три года не была. Всё некогда... Капуста там, свёкла...
— Капуста подождёт. А Михаил Петрович заждался.
Маршрутка остановилась у ворот кладбища. Зинаида Петровна вышла, оставив сумку на колёсиках в салоне.
— Я... я потом заберу...
— Конечно, заберёте. Я вас подожду.
Тем временем салон начал наполняться новыми пассажирами. Люди входили по привычке, платили за проезд и только потом замечали, что едут не туда.
— Это что за самодеятельность? — возмутился мужчина в пиджаке с кожаными заплатками на локтях. — Почему не по маршруту?
— А вам куда надо? — спросил Ашот.
— На работу, естественно! В министерство!
— В министерство чего?
— Образования, если вам так интересно!
— О, — оживился Ашот, — значит, вы из тех, кто образовывает. А сами-то когда последний раз образовывались? Когда книгу читали не по работе, а для души?
Мужчина раскрыл рот, чтобы возмутиться, но Ашот уже повернулся к другим пассажирам.
— Граждане! Товарищи! Люди! Сегодня особенный день. Сегодня мы едем не по маршруту, а по мечте. Кому куда надо на самом деле? Не на работу, не в магазин, а куда душа просит?
В маршрутке повисла тишина. Потом робко подняла руку девушка лет двадцати пяти.
— А можно... можно в аэропорт?
— Улетаете?
— Нет... То есть хотела бы. Мама в Германии, три года не виделись. Но билет дорогой, отпуск не дают... Я просто иногда езжу в аэропорт, сижу там, смотрю на самолёты...
— В аэропорт так в аэропорт! — Ашот решительно крутанул руль.
— Стойте! — закричал мужчина в пиджаке. — Это же противозаконно! Я позвоню в вашу диспетчерскую!
— Звоните, — спокойно ответил Ашот. — Телефон восемь-девятьсот-пятьдесят-пять...
Мужчина действительно начал набирать номер. В диспетчерской ответили на третий гудок.
— Алло! Диспетчерская? У вас тут водитель сошёл с ума! Маршрутка сорок семь едет не по маршруту! Везёт людей неизвестно куда!
В трубке что-то взволнованно заговорили. Мужчина слушал, кивал, потом неожиданно покраснел.
— Что значит "уже знаем"? Что значит "ищем"? Как это "угнал маршрутку"? Она же вот, я в ней еду!
Тем временем Ашот подъехал к кладбищу забрать Зинаиду Петровну. Старушка стояла у ворот, улыбаясь сквозь слёзы.
— Спасибо, Ашот Сергеевич. Я ему рассказала всё. Про внуков, про пенсию, про новый телевизор. Он бы радовался...
— Конечно, радовался бы, — кивнул Ашот. — Садитесь, поехали дальше. Марина Львовна, ваша очередь мечтать.
Марина Львовна сидела у окна, прижавшись лбом к стеклу.
— Ашот Сергеевич, но ведь море... Это же далеко. Это же не на час...
— А кто сказал, что на час? День моря — это минимум. Поехали на вокзал, возьмёте билет на "Ласточку" до Сочи. Туда-обратно за день обернётесь.
— Но работа...
— Работа, — Ашот усмехнулся, — это то, что мы придумали, чтобы не жить. А жизнь — это то, что происходит, пока мы работаем. Выбирайте.
В маршрутке начался гвалт. Кто-то поддерживал Ашота, кто-то возмущался. Мужчина в пиджаке продолжал названивать во все инстанции.
— Они говорят, полиция уже выехала! — кричал он. — Вас арестуют!
— Пусть арестовывают, — философски заметил Ашот. — В камере хоть маршрут один — от стены до стены.
Девушка, которая хотела в аэропорт, вдруг расплакалась.
— Я позвонила маме. Сказала, что еду в аэропорт. Она сказала... она сказала, что прилетает. Завтра. Бросает всё и прилетает!
Ашот улыбнулся.
— Вот видите? Иногда достаточно просто начать движение в правильном направлении.
Маршрутка тем временем подъезжала к вокзалу. Марина Львовна сидела, вцепившись в сумку.
— Я не могу... У меня отчёт... Баланс не сведён...
— Марина Львовна, — мягко сказал Ашот, — вы пятнадцать лет сводите баланс. А свой личный баланс когда сводили? Счастье в дебете или в кредите?
Женщина посмотрела на него, потом на других пассажиров. Зинаида Петровна кивнула ей:
— Езжайте, милая. Море оно... лечит.
Марина Львовна встала, прошла к выходу, обернулась:
— А если меня уволят?
— Значит, найдёте работу у моря, — улыбнулся Ашот. — Всё лучше, чем баланс в серой конторе.
Она вышла. Постояла секунду на остановке, потом решительно пошла к кассам.
В этот момент маршрутку окружили полицейские машины. Из них выскочили люди в форме, окружили "Спринтер".
— Водитель, выходите с поднятыми руками! — раздалось из мегафона.
Ашот выключил двигатель, посмотрел на пассажиров.
— Ну вот и всё, граждане. Конец маршрута.
— Подождите! — вдруг закричала девушка. — Они же не понимают!
Она выскочила из маршрутки, подбежала к полицейским.
— Он не преступник! Он просто... он просто человек! Он помогает людям!
— Девушка, отойдите, — строго сказал майор. — Водитель угнал транспортное средство, нарушил маршрут, создал угрозу...
— Какую угрозу? — Зинаида Петровна тоже вышла из маршрутки. — Угрозу чему? Тому, что мы двадцать лет ездим по кругу?
Из маршрутки начали выходить остальные пассажиры. Даже мужчина в пиджаке вышел, хотя и держался поодаль.
— Граждане, не создавайте проблем, — майор явно растерялся. — Это дело подведомственное...
— А человеческое понимание подведомственно кому? — спросил кто-то из толпы.
Ашот вышел из кабины, поднял руки.
— Всё нормально, товарищ майор. Я готов ответить. Только скажите — за что? За то, что довёз людей туда, куда им надо было? За то, что один день, один единственный день не соврал ни себе, ни им? За то, что напомнил — мы не маршруты, мы люди?
Майор молчал. Потом снял фуражку, почесал голову.
— Э-эх... Залезайте обратно. Довезёте людей до конечной и — в участок. Оформим как... как технический сбой навигации. А вы, — он повернулся к пассажирам, — свидетели, что никакого криминала не было. Просто водитель... заблудился.
— Заблудился и нашёлся, — добавила Зинаида Петровна.
Ашот сел за руль. Пассажиры вернулись в салон. Даже те, кому уже некуда было ехать, сели обратно — из солидарности.
— Граждане пассажиры, — включил микрофон Ашот, — маршрут номер сорок семь восстанавливает своё движение. Следующая остановка — депо. Конечная. Просьба не забывать свои вещи и... свои мечты.
Маршрутка тронулась. В салоне было тихо. Каждый думал о своём. Девушка писала сообщение маме. Зинаида Петровна перебирала старые фотографии. Мужчина в пиджаке смотрел в окно и, кажется, впервые за много лет видел город, а не просто проезжал мимо.
— Ашот Сергеевич, — вдруг спросил кто-то, — а вы? Куда бы вы хотели попасть?
Ашот помолчал, потом ответил:
— Я? Я бы хотел в Ереван. К брату. Двадцать лет не виделись. Он там виноград выращивает, вино делает. Настоящее, не порошковое. Говорит — приезжай, научу. А я всё маршрут, маршрут...
— Так езжайте!
— После сегодняшнего? — Ашот грустно усмехнулся. — Меня теперь не то что к маршрутке — к велосипеду не подпустят.
В депо их уже ждали. Директор, бригадир, ещё какие-то люди в костюмах. Ашот спокойно поставил маршрутку на место, вышел, протянул ключи.
— Принимайте транспортное средство. Бак почти полный, салон чистый, поломок нет.
Директор — толстый мужчина с красным лицом — хотел что-то сказать, но его перебил человек в дорогом костюме:
— Вы Карапетян Ашот Сергеевич?
— Я.
— Меня зовут Виктор Павлович. Я... Моя дочь была среди ваших пассажиров сегодня. Та девушка, которая ездит в аэропорт.
— А, — Ашот кивнул, — хорошая девушка. Мать любит.
— Да. И я благодаря вам это понял. Понял, что три года не отпускал её к матери из-за своей дурацкой гордости. Бывшая жена, понимаете... Развод, дележка... А дочь между нами...
Мужчина достал визитку.
— Я владею небольшой транспортной компанией. Не маршрутки — туристические автобусы. Если захотите — работа для вас всегда найдётся. Водить экскурсии, возить людей по интересным местам. По местам, куда им действительно хочется попасть.
Ашот взял визитку, повертел в руках.
— Спасибо. Подумаю. Но сначала мне в Ереван надо. К брату.
— Езжайте, — Виктор Павлович пожал ему руку. — А когда вернётесь — звоните.
Директор депо хотел возмутиться, но тут из толпы водителей, собравшихся посмотреть на скандал, раздался голос:
— Петрович, да ладно тебе! Человек двадцать лет отпахал без нарушений. Один раз душу отвёл — и то на алтарь положить?
— Да он же... он же анархию устроил!
— Анархию? — усмехнулся старый водитель Семён. — Он людям напомнил, что они люди. Если это анархия, то я — за.
В тот вечер Ашот собрал вещи. Немного — пара рубашек, документы, фотография родителей. Позвонил брату:
— Гарик, встречай. Еду. Наконец-то еду.
В трубке раздался радостный крик на армянском, потом на русском:
— Ашот-джан! Наконец-то! Вино уже готовлю! Настоящее, домашнее!
На вокзале, покупая билет, Ашот встретил Марину Львовну. Она сидела на лавочке с билетом в руках и улыбалась.
— Ашот Сергеевич! А я всё-таки еду! Позвонила директору, сказала — семейные обстоятельства. Он орал, грозился уволить. А я подумала — пусть увольняет. Пятнадцать лет серой жизни хватит.
— Правильно думаете. Море — оно того стоит.
— А вы куда?
— В Ереван. К брату. Тоже, можно сказать, семейные обстоятельства.
Они сидели рядом, два человека, вырвавшихся из своих маршрутов. Мимо спешили люди — на работу, с работы, по делам. Каждый по своему маршруту номер сорок семь.
— Знаете, — сказала Марина Львовна, — я вам благодарна. Не за то, что довезли. За то, что спросили — куда мне на самом деле надо. Меня лет десять никто не спрашивал.
— И меня никто не спрашивал, — ответил Ашот. — Даже я сам себя. Поэтому и спросил вас. Чтобы самому услышать ответ.
Объявили посадку на сочинскую "Ласточку". Марина Львовна встала, потом обернулась:
— Ашот Сергеевич, а та маршрутка... Её кто-нибудь поведёт завтра?
— Конечно. Найдут водителя. И он повезёт людей от депо до вокзала, от вокзала до депо.
— Жалко их.
— И водителя жалко, и пассажиров. Но знаете что? Может, кто-то из сегодняшних пассажиров завтра сядет в ту же маршрутку и скажет новому водителю: "А вчера нас везли туда, куда надо". И водитель задумается. И может быть, тоже однажды свернёт с маршрута.
Марина Львовна улыбнулась и пошла к поезду. Ашот смотрел ей вслед, потом посмотрел на табло. До ереванского поезда ещё три часа. Можно посидеть, подумать. Или пойти в кафе, выпить кофе. Настоящий, не из автомата в депо.
Он пошёл в кафе. Заказал кофе по-восточному, сел у окна. За окном был всё тот же город, те же маршруты, те же люди. Но что-то изменилось. Что-то маленькое, но важное.
На следующий день в городской газете появилась маленькая заметка: "Водитель маршрутки устроил пассажирам день исполнения желаний". Кто-то прочитал и усмехнулся — вот чудак. Кто-то задумался — а куда бы я хотел попасть на самом деле? А кто-то, может быть, даже встал и поехал. Не на работу. Не в магазин. А туда, куда душа просит.
Через неделю Ашот позвонил из Еревана тому самому Виктору Павловичу:
— Здравствуйте. Это Карапетян. Насчёт работы... Я согласен. Только с одним условием. Иногда, хотя бы раз в месяц, я буду возить людей не там, где экскурсия запланирована, а там, куда им захочется. Согласны?
— Согласен, — рассмеялся Виктор Павлович. — Более того, мы это как специальный тур оформим. "Маршрут мечты" назовём.
Через месяц в городе появился новый туристический маршрут. Небольшой комфортабельный автобус с надписью "Направление — счастье". Водитель — немолодой армянин с добрыми глазами — перед началом поездки всегда спрашивал пассажиров:
— Куда едем сегодня? По программе или по душе?
И чаще всего выбирали — по душе.
А маршрутка номер сорок семь продолжала ходить от депо до вокзала. Другой водитель, другие пассажиры. Но иногда, очень редко, кто-нибудь из старых пассажиров садился в неё и рассказывал историю про один октябрьский день, когда маршрут был отменён, а жизнь — нет.
И новый водитель слушал, кивал, а потом долго смотрел в зеркало заднего вида на пассажиров. И думал — а что, если...
Но это уже другая история. А эта закончилась тем, что Ашот Карапетян научился делать вино у брата, вернулся в город и теперь возит туристов по красивым местам. И каждый раз, проезжая мимо остановки маршрута номер сорок семь, он притормаживает и смотрит на людей, ждущих свою маршрутку. Некоторые узнают его, машут рукой. Он машет в ответ.
Потому что маршруты — это то, что мы придумали. А дороги — это то, что мы выбираем. И разница между ними — как между существованием и жизнью. Маленькая по расстоянию, огромная по смыслу.
Вот такая история. Про маршрутку, которая один день возила людей не по маршруту, а по судьбе. И про водителя, который двадцать лет ждал этого дня. И дождался.
Понимаете, в жизни так: можно всю жизнь ехать от точки А до точки Б и обратно. А можно однажды свернуть и обнаружить, что между А и Б — целая азбука возможностей. Просто мы привыкли не замечать остальные буквы. Привыкли к маршруту.
А счастье — оно вне маршрута. Оно там, где душа просится. Надо только услышать, куда она просится. И свернуть. Хотя бы раз. Хотя бы попробовать.
История эта, конечно, выдуманная. Но разве в жизни не бывает такого? Бывает. Редко, но бывает. Когда кто-то вдруг останавливается посреди привычной суеты и спрашивает себя: а туда ли я еду? И если ответ "нет" — сворачивает.
Трудно? Конечно, трудно. Страшно? Ещё как. Но знаете, что страшнее? Доехать до конечной и понять, что ехал не туда. Всю жизнь не туда.
Поэтому иногда полезно сойти с маршрута. Хотя бы мысленно. Хотя бы на минуту. И спросить себя — а куда мне на самом деле надо? И если ответ не совпадает с маршрутом — может, стоит подумать о смене маршрута?
Не обязательно устраивать революцию, как Ашот. Можно просто в выходной поехать не в супермаркет, а к морю. Или к старому другу. Или просто в парк, кормить уток. Маленькое отклонение от маршрута — но какое важное для души.
В конце концов, маршруты придумали для транспорта. А мы — не транспорт. Мы — люди. И у нас есть право выбирать дорогу. Даже если все вокруг едут по маршруту номер сорок семь.
Вот и вся история. Про маршрутку, которая однажды повезла людей к счастью. И довезла. Каждого — к своему.