Виктор Павлович вошёл в лифт ровно в 8:47. Он всегда входил в лифт в 8:47, потому что приезжал на работу в 8:45, две минуты тратил на то, чтобы пройти от проходной до лифта, кивнуть Геннадию на посту охраны и нажать кнопку вызова. Сегодня был вторник. Виктор Павлович любил вторники больше понедельников, но меньше пятниц.
В лифте уже стояла Марина из отдела маркетинга. Она смотрела в телефон, листая ленту инстаграма большим пальцем правой руки. Движение было механическим, как у курицы, клюющей зерно. Вверх-вниз, вверх-вниз. Лайк. Вверх-вниз.
- Доброе утро, - сказал Виктор Павлович.
- Угу, - ответила Марина, не поднимая глаз.
На третьем этаже в лифт вошла Лена из бухгалтерии. У неё были красные глаза и помятое лицо. Виктор Павлович знал, что у Лены сын-подросток, трудный возраст, проблемы в школе. Об этом говорили в курилке.
- Доброе утро, - повторил Виктор Павлович.
- Здравствуйте, - устало ответила Лена.
На пятом подсел Геннадий. Охранник обычно ездил по этажам, проверял что-то, следил. За чем следил - никто точно не знал. Геннадий молчал. Он всегда молчал.
Лифт дёрнулся между седьмым и восьмым этажами. Остановился.
- Блин, - сказала Марина, отрываясь от телефона.
Виктор Павлович нажал кнопку восьмого этажа. Потом седьмого. Потом снова восьмого. Кнопки загорались и гасли, но лифт не двигался.
- Надо диспетчера вызвать, - сказала Лена.
Виктор Павлович нажал красную кнопку с колокольчиком. Из динамика донеслось шипение, треск, потом тишина.
- Алло? - крикнул Виктор Павлович в решётку динамика. - Алло! Мы застряли!
Шипение. Треск. Тишина.
- У меня совещание в девять, - сказала Марина. - Важное совещание. По новой рекламной кампании.
- У всех дела, - буркнула Лена.
Геннадий стоял в углу, сложив руки на животе. Смотрел в потолок.
Прошло пять минут. Виктор Павлович снова нажимал кнопки. Марина звонила по телефону, но в лифте не было связи. Лена села на пол, прислонившись к стене.
- Может, покричать? - предложил Виктор Павлович. - Вдруг услышат.
- Давайте, - согласилась Марина.
Они кричали. Сначала по очереди, потом хором. "Помогите! Мы застряли! Эй! Есть кто-нибудь!"
Геннадий не кричал. Он достал из кармана яблоко и начал есть. Хруст яблока в тишине между криками казался неприлично громким.
- Вы чего жрёте? - возмутилась Марина. - Мы тут застряли, а вы жрёте!
Геннадий пожал плечами, продолжая есть.
Прошло ещё десять минут. Потом двадцать. В лифте становилось душно. Виктор Павлович снял пиджак, аккуратно повесил на поручень. Под мышками на рубашке проступили круги пота.
- Сколько времени? - спросила Лена.
- Девять тридцать, - ответила Марина, глядя на телефон.
- Батарея садится, - добавила она. - Пятнадцать процентов осталось.
Виктор Павлович вспомнил, что в девять тридцать у него планёрка с отделом. Наверное, уже началась. Наверное, его ищут. Или не ищут. Может, решили, что заболел. Или опаздывает. Или вообще не заметили.
- Я однажды три часа в лифте просидел, - вдруг заговорил Геннадий. Голос у него был низкий, с хрипотцой. - В армии. В учебке. Старый лифт, грузовой. Вчетвером сидели. Один парень обоссался со страху.
- Фу, - поморщилась Марина.
- А что делать, - философски заметил Геннадий. - Организм.
Лена встала с пола, начала ходить по кругу. Два шага в одну сторону, разворот, два шага в другую.
- Не могу сидеть, - объяснила она. - Клаустрофобия.
- У меня тоже, - соврал Виктор Павлович. У него не было клаустрофобии, но хотелось с кем-то солидаризироваться.
Марина села на пол, скрестив ноги по-турецки. Закрыла глаза.
- Что вы делаете? - спросил Виктор Павлович.
- Медитирую. На йоге научили. Помогает успокоиться.
- А мне водка помогает, - сказала Лена.
Все засмеялись. Даже Геннадий улыбнулся.
- У меня есть, - сказал он.
Все уставились на охранника.
- Что есть? - не поняла Марина.
- Водка.
Геннадий полез во внутренний карман френча, достал плоскую фляжку.
- Вы на работе бухаете? - возмутился Виктор Павлович.
- Не бухаю. Для сугрева. И для дезинфекции. Мало ли что.
- Вот это "мало ли что" как раз и случилось, - сказала Лена. - Давайте сюда.
Она взяла фляжку, отвинтила крышку, понюхала, глотнула. Закашлялась.
- Крепкая, зараза.
- Самогон, - с гордостью сказал Геннадий. - Сам гоню. На даче.
Фляжка пошла по кругу. Марина сначала отказывалась, потом глотнула. Виктор Павлович тоже глотнул, хотя терпеть не мог самогон. Но момент требовал единения.
- А знаете, - сказала Марина, - может, это и к лучшему. Что мы застряли.
- С чего это? - удивилась Лена.
- Ну смотрите. Мы каждый день ездим в этом лифте. Годами. И не разговариваем. Максимум - "здрасьте" и "до свидания". А тут - раз, и застряли. И разговорились. И выпили даже.
- Философия у вас странная, - заметил Виктор Павлович.
- А что странного? Мы же как роботы живём. Дом-работа, работа-дом. И так по кругу. А тут - форс-мажор. Выброс из рутины.
Виктор Павлович хотел возразить, но понял, что возражать нечего. Он действительно жил как робот. Подъём в 6:30, душ, завтрак, дорога, работа, обед в столовой, снова работа, дорога, ужин, телевизор, сон. И так двадцать лет.
- А я мечтала стать художницей, - вдруг сказала Лена. - В детстве рисовала. Мама даже в художественную школу водила. А потом - институт, замуж, ребёнок, развод, работа. И всё. Кисточку в руки лет десять не брала.
- А я хотел быть лётчиком, - сказал Геннадий. - В небо смотрел, самолёты считал. В военное училище не взяли - зрение. В армию призвали, в стройбат. Потом так и остался на земле.
- А я вообще не знаю, кем хотела быть, - призналась Марина. - Всегда плыла по течению. Школа, универ, работа. Инстаграм, лайки, сторис. А зачем - не знаю.
Виктор Павлович молчал. Он не помнил, кем хотел быть. Наверное, кем-то важным. Большим начальником. Но стал менеджером среднего звена и застрял на этой должности, как сейчас в лифте.
Прошёл час. Потом два. Разговоры стихли. Марина выключила телефон, экономя батарею. Лена перестала ходить, села рядом с Геннадием. Виктор Павлович стоял, прислонившись к стене.
- А может, нас вообще не ищут? - спросила Марина.
- Должны искать, - без уверенности ответил Виктор Павлович.
- А если это специально? - Лена говорила тихо, почти шёпотом. - Если это эксперимент какой-то?
- Бред, - отрезал Виктор Павлович.
- А почему бред? - Геннадий почесал затылок. - Я вот камеры по всему зданию проверяю. И в лифтах есть. Может, за нами наблюдают?
Все посмотрели вверх. В углу действительно была маленькая камера. Красный огонёк не горел, но это ничего не значило.
- Эй! - крикнула Марина, вскакивая. - Вы там! Выпустите нас!
Она начала прыгать, махать руками. Лена присоединилась к ней. Виктор Павлович тоже помахал, чувствуя себя идиотом.
Геннадий не махал. Он смотрел на камеру и улыбался. Потом показал средний палец.
- Вы чего? - возмутился Виктор Павлович.
- А чего они? Если следят и не помогают - пусть получают.
Логика была железная.
Ещё час. В лифте стало совсем душно. Виктор Павлович расстегнул рубашку, ослабил галстук. Марина сняла туфли, сидела босиком. У неё были красивые ноги, заметил Виктор Павлович и устыдился этой мысли.
- Давайте играть во что-нибудь, - предложила она.
- Во что? - спросила Лена.
- Не знаю. В города?
- Детский сад, - фыркнул Виктор Павлович.
- А что вы предлагаете? В покер? Карт нет. В шахматы? Доски нет. Так хоть время убьём.
Играли в города. Потом в слова. Потом в "Я никогда не...". На этой игре узнали много интересного. Лена никогда не летала на самолёте. Марина никогда не читала "Войну и мир". Виктор Павлович никогда не целовался в лифте. Геннадий никогда не плакал на людях.
- А сейчас не люди? - спросила Марина.
- Сейчас другое, - ответил Геннадий.
И правда, подумал Виктор Павлович. Они уже были не совсем люди. Или больше, чем люди. Или меньше. Социальные роли отваливались, как старая краска. Менеджер, маркетолог, бухгалтер, охранник - всё это осталось там, за стенами лифта. Здесь были просто Витя, Марина, Лена и Гена.
- Хочу писать, - сказала Лена.
- Терпи, - посоветовала Марина.
- Не могу. Три часа терплю.
Повисла неловкая пауза.
- В углу можно, - сказал Геннадий. - Я отвернусь. И они пусть отвернутся.
Отвернулись. Стояли лицом к стенам, как наказанные дети, пока Лена справляла нужду в углу. Потом она плакала, тихо, стараясь не всхлипывать.
- Да ладно тебе, - Марина обняла её. - Подумаешь, пописала. Мы тут все скоро описаемся.
- Я уже хочу, - признался Виктор Павлович.
Это было странно - говорить такое. Но ещё страннее было молчать. Границы приличий размывались, как акварель под дождём.
Четыре часа. Пять. Шесть.
Геннадий достал из карманов удивительные вещи. Кроме яблока и фляжки у него нашлись: пачка сигарет (курить не стали - задохнёмся), складной нож, моток скотча, фонарик, шоколадка и почему-то губная гармошка.
- Вы что, к войне готовитесь? - удивилась Марина.
- Привычка, - пожал плечами Геннадий. - С армии.
Шоколадку поделили на четверых. Ели медленно, растягивая удовольствие. Виктор Павлович не помнил, когда шоколад был таким вкусным.
- Сыграй что-нибудь, - попросила Лена.
Геннадий взял гармошку, покрутил в руках, поднёс к губам. Заиграл "Катюшу". Потом "Синий платочек". Потом что-то незнакомое, печальное.
- Это что? - спросила Марина.
- Не знаю. Отец играл. Я запомнил.
Музыка в тесном пространстве лифта звучала странно. Она отражалась от стен, множилась, создавала эхо. Казалось, играет не один человек, а целый оркестр призраков.
- Давайте петь, - предложила Лена.
Пели. Сначала стеснялись, потом распелись. "Катюшу" знали все. "Подмосковные вечера" тоже. Марина неожиданно запела "Нирвану", Лена подхватила. Виктор Павлович вспомнил институт, общагу, кассеты, которые слушали до дыр.
- А я "Арию" любил, - признался он.
- Да ладно? - удивилась Марина. - Вы? Металл?
- А что такого? Я не всегда был... таким.
Таким - это каким? Скучным? Правильным? Серым? Виктор Павлович не знал, как себя назвать. Знал только, что двадцать лет назад он был другим. Носил длинные волосы, рваные джинсы, мечтал о большем, чем квартальный отчёт.
Семь часов. Восемь.
- Они нас бросили, - сказала Марина. - Просто бросили.
- Не бросили, - возразил Виктор Павлович. - Наверняка ищут. Спасателей вызвали.
- А если зданиМ эвакуировали? Пожар, теракт, что угодно. И про нас забыли.
- Не забыли, - упрямо повторил Виктор Павлович.
Но сам он уже сомневался. Восемь часов - это слишком много. За восемь часов можно было разобрать лифт по винтикам.
- А может, это мы умерли? - тихо сказала Лена. - И это - загробная жизнь. Чистилище.
- Странное чистилище, - хмыкнул Геннадий. - Я представлял по-другому.
- А как? - заинтересовалась Марина.
- Не знаю. Огонь, сковородки, черти с вилами.
- Это ад.
- А, точно. Перепутал.
Смеялись. Истерично, до слёз. Смеялись над тем, что не смешно. Над собой, над жизнью, над смертью, над застрявшим лифтом и восемью часами заточения.
- Знаете что? - Виктор Павлович вытер слёзы. - Если это чистилище, то не самое плохое. Компания хорошая.
- Спасибо, - улыбнулась Лена. - Вы тоже ничего.
- Все ничего, - добавила Марина. - Жаль, раньше не познакомились. Нормально так.
- Нормально, - согласился Геннадий.
Девять часов.
Говорить уже не хотелось. Сидели на полу, привалившись друг к другу. Виктор Павлович думал о странных вещах. О том, что никогда не видел море. О том, что не помнит, когда последний раз обнимал жену. Она уже бывшая жена, три года как. О том, что у него нет друзей. Коллеги есть, знакомые есть, а друзей нет.
- У меня кот дома, - сказала Марина. - Рыжий. Барсик зовут. Банально, да? Он сейчас, наверное, есть хочет. Орёт на всю квартиру.
- У меня сын, - сказала Лена. - Пятнадцать лет. Трудный возраст. Мы вчера поругались. Я наорала на него за двойку по химии. А он сказал, что ненавидит меня. Хлопнул дверью и ушёл. Не ночевал дома.
- Вернётся, - успокоил Геннадий. - Всегда возвращаются.
- А у вас семья есть? - спросила Марина.
- Была. Жена умерла. Пять лет назад. Рак.
- Простите.
- Да ничего. Бывает.
Виктор Павлович завидовал Геннадию. Странно было завидовать вдовцу, но он завидовал. У Геннадия была любовь. Настоящая. Которую смерть не отменяет. А у него, Виктора Павловича, был неудачный брак, закончившийся разделом имущества.
Десять часов.
- Давайте выбираться, - вдруг сказал Виктор Павлович.
- Куда? - не поняла Лена.
- Наружу. Через люк.
Все посмотрели вверх. В потолке действительно был люк. Маленький квадрат с защёлкой.
- Это опасно, - сказала Марина.
- А сидеть здесь не опасно? Мы же с ума сойдём.
- Уже сошли, - философски заметил Геннадий. - Но попробовать можно.
Геннадий был самым высоким. Виктор Павлович и Марина подсадили его. Он дотянулся до защёлки, повозился, открыл. В лифт хлынула прохлада и темнота.
- Фонарик давайте.
Геннадий посветил в люк.
- Ну что там? - нетерпеливо спросила Лена.
- Шахта. Тросы. Можно вылезти.
- И что дальше?
- Там видно будет.
Первым полез Геннадий. Потом помог забраться Марине - она была самой лёгкой. Лена боялась, но полезла. Виктор Павлович - последним.
Стояли на крыше кабины. В шахте было темно, холодно и страшно. Фонарик выхватывал из темноты куски стен, тросы, какие-то балки.
- Вон там дверь, - Геннадий посветил вверх. - Восьмой этаж. Метра полтора.
- Как залезем? - спросила Лена.
- Я подсажу. Марина залезет, откроет изнутри.
- А если не откроется?
- Откроется. Я эти двери знаю.
Подсадили Марину. Она вцепилась в край дверного проёма, подтянулась. Виктор Павлович поддерживал её за ноги, стараясь не думать о том, что под ними - тридцать метров пустоты.
- Есть! - крикнула Марина. - Залезла!
Слышно было, как она возится с дверью. Лязг, скрежет, мат.
- Ну что? - крикнул Виктор Павлович.
- Заклинило! Не открывается!
- Дёргай сильнее!
- Я дёргаю!
Ещё мат, ещё скрежет. Потом - щелчок и полоса света.
- Открыла!
Двери разъехались. В проёме стояла Марина - взъерошенная, грязная, счастливая. За её спиной был обычный офисный коридор. Восьмой этаж. Свобода.
Вытащили Лену. Потом Геннадий подсадил Виктора Павловича. Геннадий выбрался сам - цепляясь за тросы, как альпинист.
Стояли в коридоре, глупо улыбаясь. Живые. Свободные. Спасённые.
- Господи, - выдохнула Лена. - Я думала, мы там навсегда останемся.
- Я тоже, - призналась Марина.
- Все думали, - сказал Геннадий.
Виктор Павлович смотрел на часы. 18:47. Десять часов в лифте. Целая жизнь.
В коридоре было пусто. Рабочий день закончился, все разошлись. Только уборщица мыла пол в дальнем конце.
- Эй! - крикнула Марина. - Тётенька!
Уборщица подняла голову, увидела их - грязных, взъерошенных, диких. Швабра выпала у неё из рук.
- Вы кто? Откуда?
- Из лифта, - объяснил Виктор Павлович. - Мы застряли. Десять часов просидели.
- Так лифт же работает, - удивилась уборщица. - Я только что на нём ездила.
Все переглянулись. Подошли к лифту. Двери были закрыты. Виктор Павлович нажал кнопку вызова. Двери открылись. Пустая кабина. Чистая, светлая, обычная.
- Не может быть, - прошептала Лена.
Вошли внутрь. Осторожно, готовые выскочить при первой опасности. Виктор Павлович нажал кнопку первого этажа. Лифт плавно поехал вниз.
На первом этаже в холле дежурил другой охранник. Не Геннадий. Молодой парень в чистой форме.
- Вы кто? - спросил он. - Почему без пропусков?
- Мы работаем здесь, - сказал Виктор Павлович. - Застряли в лифте. Только выбрались.
- В каком лифте? - не понял парень. - Они все работают. Я проверял.
- Но мы же... Мы десять часов...
Парень смотрел на них с подозрением. Достал телефон.
- Алло, Михалыч? Тут какие-то люди. Говорят, в лифте застряли. Но лифты работают... Что? Ага. Понял.
Он убрал телефон.
- Начальство говорит, никаких происшествий не было. Лифты исправны. А вы... Вы точно здесь работаете?
Виктор Павлович полез за пропуском. Кармана не было. Он был в рубашке, пиджак остался в лифте. Или не остался. Или вообще не было пиджака.
- Я Виктор Павлович Семёнов, менеджер отдела продаж. Это Марина из маркетинга, Лена из бухгалтерии, а это...
Он обернулся. Геннадия не было. Исчез. Растворился.
- Где Геннадий? - спросил он у женщин.
- Какой Геннадий? - удивилась Марина.
- Охранник. Он же с нами был. В лифте.
- Не было никакого охранника, - сказала Лена. - Мы втроём были.
Виктор Павлович смотрел на них. Они не шутили. Они правда не помнили.
- Но... Фляжка... Гармошка...
- Вам плохо? - забеспокоился молодой охранник. - Может, врача вызвать?
- Не надо, - быстро сказал Виктор Павлович. - Мы пойдём.
Вышли на улицу. Москва. Вечер. Машины. Люди. Обычная жизнь.
- Странный день, - сказала Марина.
- Очень странный, - согласилась Лена. - Но знаете что? Я рада, что мы познакомились. Давайте кофе попьём что ли?
- Давайте, - согласилась Марина. - Витя, вы с нами?
Витя. Она назвала его Витей. Не Виктор Павлович. Просто Витя.
- Конечно, - сказал он. - Конечно, я с вами.
Пошли в кафе через дорогу. Сели за столик у окна. Заказали кофе и пирожные. Говорили о том, о сём. О работе не говорили. О лифте тоже. Будто не было этих десяти часов. Или были, но в другой жизни. В другом измерении.
Виктор Павлович смотрел в окно. На улице, у входа в бизнес-центр, стоял пожилой мужчина в форме охранника. Курил, глядя в небо. Виктор Павлович встал, подошёл к окну. Мужчина поднял голову, посмотрел прямо на него. Улыбнулся. Помахал рукой.
Это был Геннадий.
Виктор Павлович моргнул. На месте охранника никого не было. Только окурок дымился на асфальте.
- Витя, вы чего? - окликнула Марина.
- Показалось, - сказал он, возвращаясь за столик.
Но это не показалось. Виктор Павлович знал - не показалось. Геннадий был. И фляжка была. И гармошка. И десять часов между этажами, которые изменили всё.
Домой он вернулся поздно. Достал из шкафа старый альбом, пролистал. Нашёл фотографию - он двадцатилетний, с длинными волосами, в кожаной куртке. Рядом друзья. Гитара. Счастливые лица.
Потом пошёл на балкон. Достал сигареты - бросил пять лет назад, но пачка лежала в тайнике. Закурил. Смотрел на ночную Москву и думал.
Завтра будет среда. Он придёт на работу к девяти. Войдёт в лифт в 8:47. Поедет на восьмой этаж. Но это будет уже другой Виктор Павлович. Не менеджер среднего звена. Просто Витя. Который помнит, кем хотел быть. И ещё не поздно им стать.
В кармане зазвонил телефон. Незнакомый номер.
- Алло?
- Витя? Это Лена. Я тут подумала... Помните, я говорила про рисование? Так вот. Записалась на курсы. Завтра первое занятие. Дурость, наверное, в мои годы...
- Не дурость, - твёрдо сказал Виктор Павлович. - Совсем не дурость. Удачи вам, Лена.
- Спасибо. И вам удачи. В чём бы она ни была.
Повесил трубку. Докурил. Полез в телефоне искать музыкальные школы для взрослых. Всегда хотел научиться играть на гитаре. Двадцать лет откладывал. Хватит откладывать.
Где-то в городе Марина удаляла инстаграм. Лена доставала с антресолей коробку с красками. Геннадий - или тот, кто был Геннадием - играл на губной гармошке печальную мелодию, которую помнил с детства.
Лифт между седьмым и восьмым этажами работал исправно. Возил людей вверх и вниз. Обычный офисный лифт. В котором иногда, очень редко, происходят необычные вещи. Останавливается время. Падают маски. Люди вспоминают, кто они на самом деле.
А потом двери открываются. И можно выйти. Другим человеком. Если хватит смелости.
У Виктора Павловича хватило.