Марина Петровна Соколова поправила очки и взглянула на часы. Её ученица опаздывала уже на десять минут, что было совершенно не похоже на пунктуальную Катеньку Воронову. Старая рояль «Красный Октябрь» молчаливо поблёскивала лаком в полумраке гостиной. За окном шёл мелкий петербургский дождь, типичный для октября.
Звонок в дверь прервал её размышления. Марина Петровна медленно поднялась с кресла — артрит давал о себе знать всё чаще — и направилась к двери.
— Извините за опоздание, Марина Петровна! — запыхавшаяся Катя протянула ей букет белых хризантем. — Это вам!
— Милая, зачем же? У меня сегодня не день рождения, — удивилась Марина Петровна, принимая цветы.
— Это не от меня. Какой-то курьер передал внизу, сказал — для вас. Вот и записка.
Марина Петровна развернула небольшой конверт. Внутри был листок с напечатанным текстом: «Простите за всё. Скоро вы поймёте».
Странное чувство тревоги поселилось в груди. Почерк был незнакомый, да и кто в наше время пишет от руки? Но что-то в этих словах заставило её сердце биться чаще.
— Марина Петровна, вы в порядке? — обеспокоенно спросила Катя.
— Да, да, всё хорошо. Давайте начнём урок. Покажите, что выучили из Шопена.
Но сосредоточиться на музыке было невозможно. Пока Катя старательно выводила этюд, Марина Петровна то и дело поглядывала на букет, стоящий теперь в хрустальной вазе на комоде. Белые хризантемы. Виктор всегда дарил ей красные розы. За сорок три года брака — всегда только красные розы.
На следующий день пришла посылка. Марина Петровна расписалась дрожащей рукой и отнесла коробку на кухню. Внутри, завёрнутые в бархат, лежали старинные золотые часы с гравировкой «В.С. — Л.К. Навсегда».
В.С. — Виктор Соколов. Её покойный муж. Но кто такая Л.К.?
Руки дрожали, когда она набирала номер сына.
— Алёша, можешь приехать? Мне нужно с тобой поговорить.
— Что случилось, мама? — голос Алексея сразу стал напряжённым.
— Просто приезжай. Это важно.
Алексей появился через час, всё ещё в рабочем костюме. Его крупная фигура заполнила небольшую кухню.
— Мам, ты меня пугаешь. Что происходит?
Марина Петровна молча показала ему часы. Алексей взял их, прочитал гравировку, и его лицо потемнело.
— Откуда это?
— Кто-то прислал. Вчера были цветы с запиской, сегодня — это.
— Какая-то дурная шутка. Выброси и забудь.
— Алёша, а если... если у папы был кто-то ещё?
— Не говори глупостей! — Алексей резко встал. — Отец любил тебя. Только тебя. Кто-то просто издевается. Может, завистники или...
— Завистники? Чему завидовать? Пенсии учителя музыки?
Неделю спустя пришло последнее послание — ключ от банковской ячейки в «Сбербанке» на Невском проспекте и адрес: Владивосток, улица Светланская, 45, квартира 12. «Если хотите узнать правду, приезжайте. Мне осталось недолго. Л.К.»
Марина Петровна долго сидела над этим письмом. Владивосток. Виктор ездил туда в командировки. Работал в судоходной компании, возил грузы по Дальнему Востоку. Иногда отсутствовал по месяцу.
— Я поеду с тобой, — заявил Алексей, когда она сообщила о своём решении.
— Нет. Это я должна сделать одна.
— Мама...
— Алёша, мне семьдесят два года. Я имею право узнать правду о своей жизни.
Сначала она отправилась в банк. В ячейке лежали документы — свидетельство о рождении девочки по имени Елена Викторовна Ким, родившейся в 1998 году во Владивостоке. В графе «отец» стояло прочерк, но к свидетельству была приложена фотография — Виктор держал на руках младенца. На обороте его почерком: «Моя Леночка, первый день».
Марина Петровна опустилась на стул в кабинете банковского служащего. Леночка. У Виктора была дочь. Другая дочь. Другая семья.
— Вам плохо? Воды принести? — засуетился молодой человек.
— Нет, спасибо. Всё в порядке.
Но ничего не было в порядке. Её жизнь, такая понятная и правильная, рассыпалась как карточный домик.
Самолёт до Владивостока летел девять часов. Марина Петровна не сомкнула глаз, перебирая в памяти моменты их совместной жизни. Были ли признаки? Наверняка были, просто она не хотела их видеть. Частые командировки, усталость после возвращения, которую она списывала на тяжёлую работу. Новый одеколон, который появился лет двадцать назад — Виктор сказал, что коллеги подарили.
Владивосток встретил её холодным ветром с моря. Марина Петровна поймала такси и назвала адрес.
Дверь открыла худая женщина с красивым, но изможденным болезнью лицом. Несмотря на впалые щёки и потухший взгляд, в ней угадывалась былая красота.
— Марина Петровна? Я Людмила. Спасибо, что приехали.
Квартира была небольшой, но уютной. На стенах — фотографии. Виктор с незнакомой девушкой-подростком на фоне моря. Виктор в день её выпускного. Виктор на её свадьбе два года назад.
— Присаживайтесь. Чаю?
— Спасибо, не надо. Зачем вы меня позвали?
Людмила медленно опустилась в кресло напротив.
— У меня рак. Последняя стадия. Врачи дают месяц, может, два. Лена — моя дочь — живёт в Америке с мужем. Она не знает о Викторе. Думает, отец умер, когда она была маленькой.
— Зачем тогда всё это? — Марина Петровна указала на фотографии.
— Это для меня. Мне нужно было видеть его. Простите... я знаю, как это звучит.
— Как долго?
— Двадцать три года. Мы встретились, когда я танцевала в Мариинском театре — была на гастролях здесь. Виктор пришёл на спектакль с делегацией. Я знала, что он женат. Он никогда не врал об этом.
— Но всё равно...
— Да, всё равно. Я полюбила его. А он... он говорил, что любит нас обеих. По-разному, но одинаково сильно. Говорил, что не может выбрать, не может причинить боль ни вам, ни мне.
Марина Петровна встала и подошла к окну. Внизу шумел незнакомый город, где её муж прожил другую жизнь.
— Он оставил деньги. Для Лены. Я всё перевела на ваше имя — в документах из банка есть все данные. Это справедливо, чтобы они достались вам.
— Мне не нужны деньги.
— Пожалуйста. Это последнее, что я могу сделать. Виктор умер пять лет назад, так и не решившись рассказать вам правду. Он мучился этим. Последнее, что он сказал мне по телефону: «Береги Лену и прости меня».
— А меня он просил беречь Алёшу, — тихо сказала Марина Петровна. — И тоже просил простить. Я не понимала за что.
Они помолчали. За окном садилось солнце, окрашивая комнату в золотистые тона.
— Знаете, я ненавидела вас, — призналась Людмила. — Двадцать три года ненавидела женщину, которую никогда не видела. А сейчас... сейчас я понимаю, что мы обе были жертвами. Или нет, не жертвами. Мы обе любили одного мужчину, который был слишком слаб, чтобы сделать выбор.
— Или слишком добр, — неожиданно для себя сказала Марина Петровна.
— Расскажите мне о нём, — попросила Людмила. — О том Викторе, которого знали вы. О вашей жизни.
И Марина Петровна рассказала. О том, как они встретились на танцах в Доме культуры. Как он ухаживал, носил её портфель из музыкального училища. Как сделал предложение на Дворцовой площади в белую ночь. О рождении Алёши, о том, как Виктор плакал от счастья. О простых семейных вечерах, когда она играла на пианино, а он сидел рядом с закрытыми глазами.
— Он любил, когда вы играли Рахманинова, — сказала Людмила. — Всегда просил включить запись второго концерта, когда приезжал.
— Это я играла. Он записал на кассету ещё в восьмидесятых.
Они обе заплакали. Две пожилые женщины, оплакивающие мужчину, которого обе любили и обе потеряли.
Когда Марина Петровна уходила, Людмила протянула ей конверт.
— Это письмо Виктор написал вам за неделю до смерти. Попросил отдать, если со мной что-то случится. Я не должна была его читать, но... простите, прочитала.
Марина Петровна открыла письмо уже в самолёте.
«Маринка, любимая моя. Если ты читаешь это письмо, значит, я так и не нашёл в себе мужества сказать правду при жизни. Прости меня. Я знаю, прощение — это слишком многое, чтобы просить, но всё же прошу.
Я любил тебя. Каждый день нашей жизни я любил тебя. Но я также полюбил другую женщину, и у меня родилась дочь. Я был эгоистом и трусом. Не мог потерять ни тебя, ни их. Жил двойной жизнью и ненавидел себя за это.
Ты заслуживала правды. Заслуживала мужа, который принадлежал бы только тебе. Но я не смог отпустить. Прости меня, если сможешь.
Люда — хороший человек. Она не виновата, как и ты. Если она обратится к тебе после моей смерти, пожалуйста, не суди её слишком строго.
Спасибо тебе за нашу жизнь, за Алёшу, за музыку по вечерам, за терпение и любовь. Ты была светом моей жизни. Просто иногда человеку нужно два источника света, чтобы не потеряться в темноте.
Вечно твой, Виктор».
Марина Петровна сложила письмо и посмотрела в иллюминатор. Внизу проплывала бесконечная Россия — страна, достаточно большая, чтобы вместить две жизни одного человека.
Дома её ждал Алексей. Увидев мать, он бросился к ней.
— Мама, я волновался! Почему телефон был выключен?
— Всё хорошо, Алёша. Правда, всё хорошо.
— Что там было? Кто эта женщина?
Марина Петровна посмотрела на сына — копия Виктор в молодости — и улыбнулась.
— Просто женщина из прошлого. Она вернула мне кое-какие папины вещи. Больше мы не увидимся.
— И всё?
— И всё.
Через месяц пришло известие о смерти Людмилы Ким. К извещению была приложена фотография молодой женщины с маленькой девочкой. На обороте: «Лена с дочкой Викторией. Владивосток — Сан-Франциско, 2023».
Виктория. Имя деда, которого она никогда не узнает.
Марина Петровна положила фотографию в альбом, рядом со снимками Алексея с его детьми. В конце концов, подумала она, все они — семья. Странная, разбросанная по миру, связанная тайнами и ложью, но семья. И Виктор, при всех его недостатках, любил их всех.
Она села за пианино и заиграла второй концерт Рахманинова. Где-то там, далеко за океаном, росла девочка по имени Виктория, которая, возможно, однажды тоже полюбит эту музыку. И это будет их связью — тонкой, почти невидимой, но реальной.
Музыка лилась в петербургские сумерки, и Марина Петровна впервые за многие годы почувствовала покой. Прощение пришло не сразу, но оно пришло. Потому что любовь, настоящая любовь, всегда сильнее обиды. Даже когда её приходится делить с кем-то ещё.