Михаил Петрович крутил баранку своей маршрутки номер семнадцать уже пятнадцать лет. До этого гонял фуры по всей стране, но после развода осел в Каменске — городишке, где даже собаки знали друг друга по кличкам. Маршрут он знал как облупленный — от автовокзала через центр до спального района «Зелёный». Сорок две минуты в одну сторону, если без пробок.
В тот вторник ничто не предвещало беды. Морось, типичная для октября, барабанила по лобовому стеклу. Дворники скрипели — пора менять, но когда на это время? Пассажиры втискивались в салон, матерясь сквозь зубы. Бабки с авоськами, студенты с наушниками, мужики с перегаром — обычный зоопарк.
На остановке «Театральная» она села впервые.
Михаил заметил её в правое зеркало — молодая женщина в сером пальто, несмотря на относительное тепло. Волосы мокрые, прилипли к бледному лицу. Села на последнее сиденье, у самого окна. Не платила — ну и чёрт с ней, Валерка-кондуктор разберётся.
— Дядь Миш, — Валерка просунул растрёпанную голову в кабину. — Там одна не платит, на галёрке.
— Иди, тряси, — буркнул Михаил, выруливая на Советскую.
Через минуту племянник вернулся. Лицо странное — не то испуганное, не то удивлённое.
— Ну что?
— Да нету там никого. Может, вышла, пока я шёл.
Михаил глянул в салонное зеркало. Женщина сидела на месте, смотрела в окно. Капли дождя стекали по стеклу, искажая её отражение.
— Очки надень, балбес. Вон, сидит.
Валерка обернулся, потом снова на дядю посмотрел.
— Дядь Миш, ты чего? Там пусто.
Михаил хотел было рявкнуть, но светофор переключился на зелёный, и пришлось ехать. На конечной женщина исчезла — то ли вышла, то ли Михаилу показалось. Он махнул рукой — мало ли, устал просто.
Но на следующий день она села снова. На «Площади Ленина» — это семь остановок от вчерашней. То же серое пальто, те же мокрые волосы. И снова — последний ряд, у окна.
— Валер, — позвал Михаил. — Глянь, там женщина в сером...
— Где? — Валерка вытянул шею. — Никого нет, дядь Миш. Может, тебе к врачу сходить?
Михаил промолчал. В зеркале женщина сидела неподвижно, как манекен. Только пальцы правой руки слегка шевелились, будто что-то отсчитывали.
Третий день. «Улица Гагарина». Четвёртый — «Рынок». Пятый — снова «Театральная».
Она появлялась на разных остановках, но всегда садилась на одно место. Всегда в одной одежде. Всегда мокрая, будто только что из-под дождя, даже когда светило солнце.
Михаил начал вести записи в блокноте. Время посадки, остановка, погода. Искал закономерность, но её не было. Хаос.
— Слышь, Валер, — спросил он как-то в обеденный перерыв. — А что за история была с семнадцатым маршрутом? Ну, давно, лет двадцать назад?
Валерка оторвался от телефона.
— А, ты про ту аварию? Бабка моя рассказывала. Маршрутка перевернулась на повороте у «Театральной». Водила бухой был, гнал как сумасшедший. Все выжили, кроме одной девчонки. Говорят, она на последнем сиденье сидела, у окна. Башкой об стекло... — он поморщился. — А что?
Михаил покрутил в руках пластиковый стаканчик с кофе.
— Да так, вспомнилось.
В тот вечер она села на «Больнице». Михаил специально притормозил, развернулся в кресле. Женщина смотрела прямо на него. Глаза... у неё не было зрачков. Просто серая муть, как грязное стекло.
— Ты кто? — прохрипел Михаил.
Пассажиры обернулись. Кто-то хихикнул — водила с приветом, сам с собой разговаривает.
Женщина медленно подняла руку. Показала пальцем на место водителя. Потом на себя. Потом снова на водителя.
Михаил вцепился в руль. Ладони вспотели.
— Поехали уже! — крикнул кто-то из салона.
Он поехал. На спидометре прыгала стрелка — тридцать, сорок, пятьдесят. Нога сама давила на газ. Поворот к «Театральной» приближался.
— Дядь Миш, притормози! — заорал Валерка. — Ты чего творишь?
Шестьдесят. Семьдесят.
В зеркале женщина улыбалась. Гнилые зубы, чёрная дыра вместо рта.
Михаил рванул ручник. Маршрутка взвизгнула тормозами, развернулась поперёк дороги. Пассажиры попадали с сидений, заматерились. Но остановились. В метре от того самого столба на повороте.
Когда Михаил снова посмотрел в зеркало, последний ряд был пуст.
— Всё, — сказал он Валерке, вытирая пот со лба. — Увольняюсь. Хватит с меня.
На следующий день он сдал маршрутку в парк. Устроился охранником в супермаркет — скучно, зато спокойно. Семнадцатый маршрут взял молодой парень, Женька. Бойкий такой, весёлый.
Через неделю Михаилу позвонил Валерка.
— Дядь Миш, — голос у племянника дрожал. — Женька того... в дурку увезли. Говорит, какая-то баба в его маршрутке ездит. В сером пальто. Никто, кроме него, не видит. И ещё...
— Что?
— Он говорит, она теперь не на заднем сиденье сидит. А рядом с ним. На месте кондуктора.
Михаил положил трубку. Посмотрел в окно — на стоянке стояли маршрутки. Жёлтые, ободранные, усталые. Номер семнадцать был в самом углу, под фонарём.
И ему показалось — или правда было? — что в водительском окне мелькнуло серое пятно. Как пальто. Или как саван.
Он задёрнул штору и больше никогда не смотрел в ту сторону.
А семнадцатый маршрут с тех пор меняет водителей каждый месяц. Никто не объясняет почему. Просто увольняются — и всё. Молча собирают вещи и уходят, стараясь не оглядываться.
И только Валерка, который теперь работает в другом парке, иногда рассказывает новичкам историю про женщину в сером пальто. Но ему никто не верит.
Пока не садятся за руль семнадцатого маршрута.
Пока не увидят её сами.