Марина Николаевна Соколова сидела в кресле стоматологического кабинета и старалась не думать о предстоящей процедуре. Кабинет доктора Гулиева находился на третьем этаже обычного жилого дома в Черёмушках, переоборудованном под частную клинику. Всё здесь дышало респектабельностью: кремовые стены с дипломами в рамках, современное оборудование немецкого производства, даже запах был какой-то особенный — смесь мяты и дорогого дезинфицирующего средства.
— Марина Николаевна, проходите, пожалуйста, — доктор Рустам Ахмедович появился в дверях, улыбаясь своей профессиональной улыбкой. Высокий, слегка сутулый, с аккуратной бородкой и внимательными карими глазами за очками в тонкой оправе.
Марина встала с дивана в приёмной, кивнула пожилой регистраторше Елене Петровне, которая что-то сосредоточенно печатала двумя пальцами на компьютере, и прошла в кабинет.
— Что вас беспокоит? — спросил доктор, усаживая её в кресло и регулируя высоту.
— Пломба выпала из верхней шестёрки, — ответила Марина, открывая рот для осмотра.
Доктор включил лампу, взял зеркальце и зонд. Марина, как всегда в таких ситуациях, начала рассматривать потолок. Над креслом висел постер с видом Босфора — яркое синее море, белые яхты, минареты на горизонте.
— Красивый вид, — пробормотала она невнятно.
— Да, это Стамбул, — ответил доктор, не отрываясь от осмотра. — Я там учился в ординатуре. Прекрасный город, прекрасная школа стоматологии.
Марина хмыкнула. Что-то в этой фразе показалось ей странным, но она не могла понять, что именно. Профессиональная привычка бухгалтера — замечать несоответствия — работала даже здесь.
— Придётся ставить новую пломбу, старая полость увеличилась, — констатировал доктор. — Сделаем анестезию?
— Конечно, — кивнула Марина.
Пока доктор готовил шприц, она разглядывала дипломы на стене. Московский медицинский институт, 1995 год. Сертификаты повышения квалификации. Всё как положено. Но взгляд зацепился за фотографию в рамке на столе — молодой Гулиев в белом халате на фоне какого-то здания.
— Это тоже в Турции? — спросила она, показывая на фото.
Доктор обернулся, и на секунду его лицо напряглось.
— Нет, это... это в Ташкенте. Я там родился.
— А я думала, вы из Баку, — удивилась Марина. — Помню, вы как-то рассказывали про Каспийское море.
— Вы путаете, — быстро ответил доктор, возвращаясь к ней со шприцом. — Откройте рот пошире.
Укол, онемение, знакомое ощущение того, что половина лица превратилась в резину. Доктор начал сверлить, и Марина снова уставилась в потолок. Но мысли её работали.
Она была уверена, что полгода назад, когда лечила другой зуб, доктор рассказывал про детство в Баку. Даже анекдот какой-то вспоминал про местный рынок. И про ординатуру тогда говорил, но не про Турцию, а про Санкт-Петербург.
Жужжание бормашины прекратилось.
— Елена Петровна! — крикнул доктор. — Принесите, пожалуйста, карточку Марины Николаевны, мне нужно кое-что уточнить.
Пожилая женщина вошла, держа в руках потрёпанную картонную папку. Доктор взял её, полистал.
— Да, так и думал. У вас аллергия на лидокаин указана.
— Нет, — удивилась Марина, насколько позволяла анестезия. — У меня нет аллергии.
— Здесь написано, — доктор показал ей карточку.
Марина прищурилась. Почерк был незнакомый, хотя карточку она заполняла сама при первом визите два года назад. И дата рождения была указана неправильно — 1976 год вместо 1978.
— Это не моя карточка, — твёрдо сказала она.
Доктор и Елена Петровна переглянулись.
— Конечно ваша, — нервно засмеялся доктор. — Видите, фамилия, имя...
— Почерк не мой. И год рождения неправильный.
Повисла неловкая пауза. Елена Петровна забрала карточку и вышла. Доктор вернулся к пломбированию, но Марина чувствовала, как напряжён он стал. Руки у него слегка дрожали.
— Всё готово, — наконец сказал он, убирая инструменты. — Два часа не есть, не пить горячего.
Марина встала из кресла, но не спешила уходить.
— Доктор Гулиев, можно вопрос? Вы точно учились в Московском медицинском?
— Разумеется! — воскликнул он слишком громко. — Что за странные вопросы?
— Просто мой племянник там сейчас учится. Говорит, что в девяносто пятом году институт уже назывался университетом. А у вас на дипломе — институт.
Лицо доктора побледнело.
— Вы... вы о чём? Что вы себе позволяете?
— Я ничего не позволяю, — спокойно ответила Марина, доставая телефон. — Просто хочу понять, кто вы на самом деле.
В этот момент дверь распахнулась, и вошла Елена Петровна. В руках у неё была папка, гораздо толще предыдущей.
— Рустам, — сказала она тихо. — Может, хватит? Расскажи ей правду.
Доктор опустился на стул. Плечи его поникли.
— Правду? — переспросила Марина.
Елена Петровна подошла к ней.
— Садитесь, милая. История длинная. Рустам — прекрасный врач. Но Рустам Ахмедович Гулиев умер три года назад. А это — его младший брат Тимур. Тоже стоматолог, тоже прекрасный специалист. Но без российского диплома.
Марина ошеломлённо смотрела то на одного, то на другую.
— Но как...
— Рустам умер внезапно — инфаркт, — продолжала Елена Петровна. — Тимур приехал из Ташкента на похороны. У брата была эта клиника, пациенты, кредит за оборудование. У Тимура — диплом ташкентского института, который здесь не признают. Нужно было снова учиться, экзамены сдавать. А пациенты ждать не могли, кредит платить надо было...
— И он просто занял место брата?
Тимур поднял голову.
— Я думал, временно. Пока документы оформлю, подтверждение диплома получу. Но затянулось. А потом... потом я понял, что уже не могу признаться. Слишком много людей обманул. Даже не специально — просто молчал, когда называли Рустамом.
Марина встала.
— Я должна об этом сообщить.
— Конечно, — кивнул Тимур. — Я понимаю. Только... можно просьба? У меня послезавтра операция назначена — девочке восьми лет. Сложный случай, никто больше не берётся. Дайте мне её провести, а потом... потом делайте что должны.
Марина задумалась. С одной стороны — обман, подлог, преступление. С другой — она сама только что убедилась, что врач он действительно хороший. И эта девочка...
— Покажите мне настоящие документы, — потребовала она. — Всё. Ташкентский диплом, документы брата, всё.
Следующий час они провели, разбирая бумаги. Тимур действительно был врачом, причём, судя по характеристикам, блестящим. Окончил ординатуру в Ташкенте, защитил кандидатскую. Работал в детской стоматологии.
— Почему не оформите документы по-настоящему? — спросила Марина.
— Начал оформлять. Но это минимум год, а скорее два. Экзамены, комиссии... А пациенты брата ко мне привыкли. Некоторые по десять лет к нему ходили, теперь ко мне как к Рустаму ходят.
Марина смотрела на него задумчиво. Человек, который только что профессионально поставил ей пломбу, технически был преступником. Но преступником ли?
— Знаете что, — наконец сказала она. — У меня есть знакомая юрист, специализируется на медицинском праве. Давайте я с ней проконсультируюсь. Может, есть способ легализовать вашу практику без уголовного дела.
— Вы... вы не заявите?
— Пока нет. Но с условием — никакого вранья пациентам. И немедленно начинаете процедуру подтверждения диплома.
Тимур кивнул с такой готовностью, что было ясно — он только и ждал, когда кто-то заставит его прекратить эту ложь.
— И ещё, — добавила Марина, — операцию той девочке сделаете. Но это последняя операция под чужим именем.
Через неделю Марина снова сидела в приёмной клиники. Но теперь на двери кабинета висела новая табличка: «Т.А. Гулиев, врач-стоматолог. Диплом на стадии подтверждения».
— Как девочка? — спросила она у Елены Петровны.
— Прекрасно! Операция прошла успешно. Родители счастливы.
Дверь кабинета открылась, и вышел Тимур. Он выглядел моложе, словно груз тайны, наконец, свалился с плеч.
— Марина Николаевна! Как пломба?
— В полном порядке, доктор. Как и ваши документы, надеюсь?
— Подал на подтверждение. Ваша знакомая очень помогла. Говорит, через полгода всё будет готово. А пока работаю как ассистент официально устроенного врача — она и это устроила.
Марина кивнула. История получилась странная — как часто бывает в жизни, граница между правильным и неправильным оказалась размытой. Но одно она знала точно — иногда самое правильное решение не самое очевидное.
— Кстати, — добавил Тимур, — я повесил новую фотографию.
Марина заглянула в кабинет. На стене, рядом с видом Босфора, висела фотография Ташкента — широкие проспекты, восточная архитектура, горы на горизонте.
— Красиво, — улыбнулась она. — И честно.
— Да, — согласился Тимур. — Честность, оказывается, гораздо легче лжи. Кто бы мог подумать.