Февральское утро в Санкт-Петербурге выдалось особенно промозглым. Валентина Михайловна Сорокина стояла у окна своей танцевальной студии на Васильевском острове и наблюдала, как редкие прохожие спешат по заснеженной улице. В зеркальном отражении она видела себя — всё ещё стройную, с идеальной осанкой, но уже с серебристыми прядями в когда-то роскошных каштановых волосах.
«Пятьдесят два года», — подумала она, поправляя шаль на плечах. — «Когда-то я танцевала Одетту на этой самой сцене воображения, а теперь...»
Дверь студии распахнулась, впуская клубы морозного воздуха и Катю — шестнадцатилетнюю ученицу с горящими глазами и природной грацией, которая напоминала Валентине её саму в молодости.
— Валентина Михайловна! — девочка запыхалась от бега. — Там внизу какой-то мужчина вас спрашивает. Говорит, что адвокат.
Сердце Валентины сжалось. Она задолжала за аренду уже два месяца. Неужели владелец здания решил действовать через суд?
— Пусть поднимется, — сказала она, стараясь сохранить спокойствие.
Через несколько минут в студию вошёл грузный мужчина лет шестидесяти в дорогом пальто. Его седые усы были аккуратно подстрижены, а в глазах читалась смесь официальности и какого-то странного сочувствия.
— Игорь Петрович Волков, — представился он, протягивая визитку. — Я представляю интересы покойного Амира Хассана.
Валентина нахмурилась. Амир... Тихий юноша с грустными карими глазами, который появился в её студии прошлой осенью. Он платил за занятия наличными, всегда вперёд, и никогда не пропускал уроки. А потом просто исчез перед Новым годом.
— Амир... мёртв? — прошептала она.
— К сожалению, да. Автомобильная авария в Москве месяц назад. Но я здесь по другому поводу. Господин Хассан оставил вам наследство.
Катя, притихшая в углу, ахнула. Валентина опустилась на стул.
— Это какая-то ошибка. Я едва знала мальчика.
— Тем не менее, — Волков достал из портфеля папку с документами, — он указал вас единственной наследницей. Правда, есть условия.
«Конечно, есть», — подумала Валентина с горькой усмешкой. В её жизни ничто не давалось просто так. Даже слава прима-балерины была оплачена разрушенными суставами и одиночеством.
— Какие условия?
— Вы должны лично прибыть в Дамаск, в Сирию, и забрать наследство из банковской ячейки. Также вы должны посетить могилу его матери и оставить там белые розы — ровно семнадцать штук.
— Дамаск? Но там же...
— Война закончилась несколько лет назад. Сейчас относительно безопасно. Все расходы на поездку будут покрыты из наследства.
Валентина покачала головой. Это звучало как безумие. Но Волков продолжал:
— Сумма наследства составляет три миллиона евро.
Студия погрузилась в тишину. Даже уличный шум, казалось, затих. Катя прижала ладонь ко рту. Валентина почувствовала, как у неё кружится голова.
— Три... миллиона? Но откуда у студента такие деньги?
— Амир Хассан был не просто студентом, — Волков закрыл папку. — Его отец, Рашид Хассан, владел крупнейшей сетью ювелирных магазинов в Сирии до начала конфликта. Семья бежала в Россию пять лет назад. Отец умер от сердечного приступа в прошлом году, мать погибла ещё в Сирии. Амир остался один.
— Но почему я? — Валентина всё ещё не могла поверить в происходящее.
Волков достал конверт.
— Он оставил письмо. Прочитаете, когда я уйду. У вас есть месяц на принятие решения. Если откажетесь, деньги перейдут благотворительному фонду помощи сирийским беженцам.
После ухода адвоката Валентина долго сидела, глядя на запечатанный конверт. Катя тихо готовилась к занятиям у станка, косясь на учительницу.
— Валентина Михайловна, — наконец не выдержала девочка, — вы откроете?
Дрожащими пальцами Валентина вскрыла конверт. Почерк Амира был аккуратным, с лёгким наклоном вправо. Письмо было написано по-русски, с редкими ошибками:
«Дорогая Валентина Михайловна!
Если вы читаете это письмо, значит, моё время закончилось. Не грустите обо мне — я прожил больше, чем заслуживал.
Вы, наверное, удивлены, почему я выбрал вас. Позвольте объяснить. Когда я пришёл в вашу студию, я был сломлен. Не физически — душевно. Я видел, как умирала моя мать, как рушился наш мир. Отец спас меня, вывез в Россию, но сам так и не оправился от потери.
В вашей студии я нашёл то, что искал — красоту посреди боли. Вы никогда не знали, но я видел, как вы считаете каждую копейку, как прячете тревогу за улыбкой. И всё равно продолжаете учить, дарить красоту тем, кто, как Катя, не может позволить себе занятия в дорогих школах.
Вы напомнили мне мою мать. Она тоже была танцовщицей, до того как вышла замуж за отца. Семнадцать белых роз — это было их тайным знаком. Каждый год в день их встречи отец дарил ей семнадцать белых роз.
Деньги — это всё, что осталось от империи отца. Часть их не совсем чистые — война грязное дело, и чтобы вывезти капитал, отцу пришлось иметь дело с разными людьми. Но я верю, что в ваших руках они послужат добру.
Простите за условие с Дамаском. Мама похоронена на христианском кладбище в пригороде. Я так и не смог попрощаться с ней. Сделайте это за меня, пожалуйста.
Спасибо за те три месяца покоя, что вы мне дали.
Амир»
Слёзы текли по щекам Валентины, капая на письмо. Катя обняла её за плечи.
— Вы поедете? — тихо спросила девочка.
— Не знаю, Катюша. Это опасно, и эти деньги...
— Но он же выбрал вас. Значит, верил, что вы поступите правильно.
Следующие недели пролетели в мучительных раздумьях. Валентина узнала больше об Амире и его семье. Рашид Хассан действительно был богатым человеком, но слухи о его связях с контрабандистами оружия во время войны настораживали.
Игорь Петрович, оказавшийся старым другом семьи Хассан, рассказал больше:
— Рашид спасал людей, Валентина Михайловна. Да, он платил боевикам за безопасный проход для беженцев. Да, часть его денег прошла через серые схемы. Но благодаря ему сотни семей смогли выбраться из ада.
За два дня до истечения срока Валентина приняла решение. Она полетит в Дамаск.
Сирийская столица встретила её ярким солнцем и запахом жасмина. Город носил шрамы войны — разрушенные здания, следы от пуль на стенах, но жизнь упорно пробивалась сквозь руины. Уличные торговцы выкрикивали цены, дети играли среди развалин, женщины в разноцветных платках спешили по своим делам.
Могила матери Амира находилась на небольшом ухоженном кладбище. Надгробие было скромным — только имя и даты. «Марьям Хассан, 1968-2018».
Валентина положила семнадцать белых роз и долго стояла молча. Ветер шелестел листьями олив, где-то вдалеке звучал призыв к молитве.
— Ваш сын был хорошим человеком, — прошептала она. — Я позабочусь о том, чтобы его дар послужил добру.
В банке её ждал сюрприз. Кроме денег, в ячейке лежала небольшая шкатулка с запиской: «Это мама хотела передать той, кто придёт с семнадцатью розами».
Внутри были старые фотографии — молодая женщина в балетной пачке, та же женщина с красивым мужчиной-арабом, семейные снимки с маленьким Амиром. И маленькая золотая брошь в виде лебедя.
Вернувшись в Петербург, Валентина первым делом погасила все долги за студию. Но на этом не остановилась. Она создала фонд имени Амира Хассана для помощи детям беженцев, желающих заниматься танцами. Катя стала первой стипендиаткой фонда и через год поступила в Вагановское училище.
Игорь Петрович, растроганный её решением, признался:
— Знаете, Амир следил за многими студиями, прежде чем выбрать вашу. Он сказал мне тогда: «Эта женщина понимает, что такое потерять всё и продолжать танцевать».
Год спустя студия Валентины превратилась в культурный центр, где дети из разных стран учились не только балету, но и народным танцам своих родин. На стене висел портрет Амира рядом с фотографией его матери в балетной пачке.
Однажды вечером, после особенно удачного выступления её учеников, Валентина стояла на сцене, принимая аплодисменты. Среди зрителей она заметила пожилую женщину в хиджабе, которая плакала и улыбалась одновременно. После концерта женщина подошла к ней.
— Я тётя Амира, — сказала она по-русски с сильным акцентом. — Спасибо вам за то, что вы сделали. Марьям была бы счастлива знать, что её мечта о танцах живёт через вас.
Они обнялись, две женщины, которых объединила трагедия и красота, потеря и надежда.
Той ночью Валентина долго не могла заснуть. Она думала о странных путях судьбы, о том, как тихий сирийский юноша изменил её жизнь, даже после смерти. Она думала о танце — универсальном языке, который не знает границ и войн.
На прикроватной тумбочке лежала золотая брошь-лебедь. В лунном свете она мягко поблёскивала, напоминая о том, что красота и добро всегда найдут способ пробиться сквозь тьму.
«Последний реверанс», — подумала Валентина. — «Амир откланялся так красиво, что заставил весь мир аплодировать».
Она закрыла глаза, и ей приснился танец — она и Марьям Хассан кружились в вихре белых роз, а маленький Амир смеялся и хлопал в ладоши. Это был самый прекрасный сон в её жизни.