Рашид Ахметов впервые заметил её в дождливый октябрьский вечер, когда мокрый асфальт блестел под редкими фонарями, а в салоне его старенького ПАЗика пахло сыростью и дешёвым табаком от предыдущих пассажиров. Женщина стояла на остановке "Старое кладбище" — последней на маршруте номер 47, той самой, где уже лет пять никто не выходил и не садился.
Она была молода, может, лет тридцать, не больше. Синее пальто, какие носили в девяностых, тёмные волосы, собранные в простой хвост. Стояла под навесом остановки, не двигаясь, словно манекен в витрине заброшенного магазина. Рашид притормозил по привычке, открыл скрипучую дверь, но женщина даже не пошевелилась.
— Эй, красавица, — крикнул он по-русски с лёгким акцентом, который так и не смог полностью истребить за двадцать лет жизни в России. — Садись, последний рейс!
Ничего. Она смотрела куда-то сквозь автобус, сквозь него самого, в какую-то точку за горизонтом, видимую только ей. Рашид пожал плечами и закрыл дверь. Мало ли странных людей в этом городе. Может, ждёт кого-то на машине. Может, просто прячется от дождя.
Но на следующую ночь она была там снова. И через ночь тоже. И через неделю.
Всегда в одном и том же синем пальто, всегда с одной и той же причёской, всегда в одной и той же позе — руки в карманах, взгляд устремлён в никуда. Рашид начал присматриваться к ней внимательнее. Что-то было не так. Что-то царапало его сознание, как заноза под ногтем, но он никак не мог понять что именно.
На десятую ночь он заметил: дождь лил как из ведра, вода стекала с крыши остановки водопадом, но женщина оставалась совершенно сухой. Ни капли на пальто, ни мокрого пятнышка на волосах.
*Чёрт*, подумал Рашид, и руки на руле вспотели. *Чёрт, чёрт, чёрт*.
— Василич, — сказал он на следующее утро диспетчеру, старому Василию Петровичу, который работал в автопарке ещё с советских времён. — А что за остановка такая, "Старое кладбище"? Почему там никто не ездит?
Василий оторвался от своих бумаг, снял очки в роговой оправе и посмотрел на Рашида так, словно тот спросил, почему небо синее.
— Так кладбище же закрыли в девяносто седьмом. После того случая.
— Какого случая?
Василий почесал седую щетину на подбородке.
— Да была там история. Девка молодая погибла. Марина, кажется, звали. Ждала жениха своего с армии, а он взял да и не вернулся. Не погиб, нет — просто нашёл себе другую где-то в части, там и остался. А она всё ждала на остановке, каждый вечер. Полгода ждала. А потом как-то ночью пьяный водила на "девятке" влетел прямо в остановку. Насмерть. Говорят, так и умерла стоя.
Рашид почувствовал, как по спине побежали мурашки. Не те приятные, от хорошей песни, а другие — холодные, липкие, от которых хочется стряхнуть с себя невидимую паутину.
— И что, с тех пор там...
— С тех пор там никто не останавливается после полуночи, — Василий надел очки обратно. — Умные не останавливаются. А ты чего спрашиваешь?
— Да так, — соврал Рашид. — Просто интересно стало.
Но это была ложь, и они оба это знали. Василий посмотрел на него долгим взглядом, потом вздохнул.
— Слушай, Рашид. Ты мужик хороший, работящий. У тебя и так жизнь не сахар — развод, одиночество, чужая страна. Не лезь ты в это дело. Некоторые вещи лучше оставить в покое.
Рашид кивнул, но про себя уже знал, что не сможет просто так это оставить. Женщина в синем пальто поселилась в его голове, как навязчивая мелодия. Он видел её даже днём, когда пытался уснуть в своей съёмной однушке на окраине. Видел, как она стоит под дождём, не промокая. Видел её пустой взгляд.
Три ночи он проезжал мимо, стараясь не смотреть в её сторону. На четвёртую не выдержал.
Была половина третьего ночи. В автобусе ехала только одна пассажирка — старушка с авоськой, которая дремала на заднем сиденье. Рашид высадил её на предпоследней остановке и поехал дальше, к "Старому кладбищу".
Женщина была на месте. Как всегда.
Рашид остановил автобус, заглушил двигатель. Сердце колотилось так сильно, что он боялся, что оно выпрыгнет из груди. Он открыл дверь и вышел наружу.
Ночь была холодная, но безветренная. Где-то вдалеке лаяла собака. Фонарь над остановкой мигал, то загораясь, то гаснув, отбрасывая пляшущие тени.
— Марина? — позвал Рашид тихо, почти шёпотом.
Женщина медленно повернула голову. Впервые за все эти ночи она посмотрела прямо на него. У неё были серые глаза, красивые, но абсолютно пустые. Как у куклы. Или у мертвеца.
— Ты ждёшь его? — спросил Рашид, и его голос дрогнул. — Он не придёт. Он уже давно не придёт.
Губы женщины шевельнулись, но звука не было. Только лёгкое дуновение холодного воздуха, пахнущего землёй и тленом.
— Я знаю, что с тобой случилось, — продолжил Рашид, делая маленький шаг назад к автобусу. — Это было давно. Двадцать пять лет назад. Ты можешь уйти. Можешь... отпустить это.
Марина сделала шаг вперёд, выходя из-под навеса остановки. Фонарь мигнул особенно ярко, и на секунду Рашид увидел её такой, какой она была в момент смерти — окровавленное лицо, вывернутая под неестественным углом рука, разорванное пальто. Потом видение исчезло, и снова перед ним стояла красивая молодая женщина.
— Он обещал вернуться, — сказала она, и её голос был похож на шелест осенних листьев. — Обещал.
— Люди часто не сдерживают обещания, — ответил Рашид. — Я тоже обещал жене, что буду с ней всегда. А теперь вот один катаюсь по ночному городу. Но это не значит, что нужно вечно ждать.
Марина наклонила голову, рассматривая его с каким-то детским любопытством.
— Ты добрый, — сказала она. — Я чувствую. Ты тоже одинок.
— Да, — признался Рашид. — Но я живой. А ты... ты застряла. Между мирами. Это же больно, правда? Стоять здесь каждую ночь, ждать того, кто никогда не придёт?
Женщина молчала долго. Потом кивнула.
— Больно, — согласилась она. — Но я не знаю, как иначе. Я помню только это — ждать на остановке. Он сказал, что приедет на последнем автобусе.
Рашид почувствовал, как к горлу подступает ком. Эта мёртвая девушка, застрявшая в своём вечном ожидании, напомнила ему о его собственном одиночестве. О том, как он сам ждал, что жена передумает, вернётся. О том, как стоял на вокзале с букетом её любимых хризантем, хотя знал, что она уехала к другому.
— Знаешь что? — сказал он внезапно. — Садись в автобус.
Марина удивлённо подняла брови.
— Но... я не могу. Я должна ждать здесь.
— Последний автобус — это мой автобус, — сказал Рашид твёрдо. — Я отвезу тебя. Куда хочешь. Домой. К родителям. Куда угодно, только не здесь.
— Но он же...
— Его нет, Марина. Уже двадцать пять лет нет. И не будет. Но это не значит, что ты должна стоять здесь вечно. Даже мёртвые имеют право на покой.
Женщина посмотрела на автобус, потом на Рашида, потом снова на автобус. В её глазах что-то мелькнуло — проблеск осознания, понимания.
— Я... я так устала ждать, — прошептала она, и впервые за все эти ночи Рашид увидел в её глазах эмоцию. Боль. Невыносимую, накопившуюся за четверть века боль.
— Я знаю, — сказал он мягко. — Поехали. Я отвезу тебя домой.
Марина медленно, неуверенно сделала шаг к автобусу. Потом ещё один. На третьем шаге её фигура начала расплываться, терять чёткость. Она подняла руку к двери, и Рашид увидел, как сквозь её ладонь просвечивают ржавые поручни.
— Спасибо, — прошептала она, и её голос звучал уже издалека, словно эхо. — Спасибо, что остановился.
Она поднялась по ступенькам и села на первое сиденье за водителем. Рашид сел за руль, завёл двигатель. В зеркале заднего вида он видел её расплывчатый силуэт.
— Куда едем? — спросил он.
— К маме, — ответила Марина. — На Цветочную улицу. Дом семь. Она, наверное, уже не ждёт меня.
— Все матери ждут своих детей, — сказал Рашид и тронулся с места.
Они ехали по пустому ночному городу в полной тишине. Марина смотрела в окно, и с каждым кварталом её очертания становились всё более призрачными. Когда они свернули на Цветочную улицу, от неё остался только едва заметный контур.
Дом номер семь оказался старой двухэтажкой с облупившейся штукатуркой. В одном окне на первом этаже горел свет.
— Она не спит, — удивилась Марина. — После стольких лет... всё ещё не спит.
Рашид остановил автобус и открыл дверь. Марина встала, и на мгновение стала почти материальной, почти живой. Она повернулась к нему и улыбнулась — впервые за все эти ночи.
— Ты хороший человек, Рашид, — сказала она. — Не оставайся один. Одиночество — это та же смерть, только медленная.
И с этими словами она исчезла. Просто растворилась в воздухе, как утренний туман. Только лёгкий запах старых духов остался в салоне автобуса.
Рашид сидел ещё несколько минут, глядя на освещённое окно. Потом увидел, как занавеска отодвинулась, и в проёме появилась пожилая женщина. Она посмотрела на автобус, потом на небо, и Рашид мог поклясться, что видел, как по её щеке скатилась слеза. Потом она перекрестилась и закрыла занавеску.
На обратном пути Рашид проехал мимо остановки "Старое кладбище". Она была пуста. Абсолютно, окончательно пуста. Только старый навес да мигающий фонарь.
На следующее утро Василий встретил его странным взглядом.
— Ну что, — спросил он. — Разобрался со своими призраками?
— Разобрался, — ответил Рашид.
— И как?
Рашид задумался.
— Оказалось, они такие же одинокие, как и мы. Только им труднее найти дорогу домой.
Василий кивнул, словно это было самым обычным делом.
— Моя бабка говорила, — сказал он, — что мёртвые уходят только тогда, когда живые им это позволяют. Когда отпускают их с миром.
— Мудрая была женщина.
— Была. А ты, Рашид, может, уже хватит одному куковать? Сходил бы куда-нибудь, познакомился с кем-нибудь. В нашем возрасте второй шанс — это не роскошь, а необходимость.
Рашид усмехнулся.
— Знаешь, Василич, а ведь ты прав. И ещё кое-кто мне это недавно сказал.
Той ночью Рашид снова проехал мимо остановки "Старое кладбище". Пусто. И на следующую ночь тоже. И через неделю. Марина больше не появлялась. Но иногда, когда автобус проезжал мимо дома номер семь на Цветочной улице, Рашид видел в окне силуэт пожилой женщины, которая махала рукой проезжающему транспорту. И он всегда сигналил в ответ — два коротких гудка. Привет и прощай.
Через месяц Рашид записался на курсы танцев для тех, кому за сорок. Это было страшно и неловко, но он вспоминал слова Марины про медленную смерть одиночества. На третьем занятии он познакомился с Ольгой — учительницей математики на пенсии, такой же одинокой и такой же уставшей от пустоты.
Они начали встречаться. Ничего особенного — кофе после танцев, прогулки в парке, редкие походы в кино на утренние сеансы для пенсионеров. Но это было хорошо. Это было тепло. Это было живо.
Однажды, спустя полгода, Ольга попросила Рашида подвезти её поздно вечером после дня рождения подруги. Он приехал на своём стареньком "Жигули", купленном на сэкономленные чаевые.
— Поехали через Цветочную, — попросил он. — Хочу тебе кое-что показать.
Они проехали мимо дома номер семь. Окно было темным.
— Что ты хотел показать? — спросила Ольга.
— Ничего особенного, — ответил Рашид. — Просто место, где я понял, что пора перестать ждать прошлое и начать жить настоящим.
Ольга взяла его за руку.
— Я рада, что ты это понял. Иначе мы бы не встретились.
Они поехали дальше, к остановке "Старое кладбище". Когда проезжали мимо, Рашид притормозил. Под навесом никого не было. Но на мгновение, всего на мгновение, ему показалось, что он видит расплывчатый силуэт в синем пальто. Силуэт поднял руку в прощальном жесте и исчез.
— Что-то не так? — спросила Ольга.
— Всё так, — ответил Рашид, трогаясь с места. — Всё именно так, как должно быть.
И они поехали дальше, в свою новую жизнь, оставив прошлое там, где ему и место — на заброшенной остановке последнего маршрута, где уже никто никого не ждёт.