Семён Маркович проснулся в половине шестого утра. Не потому что надо было. Просто в семьдесят два года организм работает как швейцарские часы – только эти часы купили в переходе у метро "Пушкинская" в девяносто третьем году.
Лежал, смотрел в потолок. На потолке была трещина. Та самая, которая появилась ещё при Брежневе и с тех пор только расширяла свою географию. Как НАТО, подумал Семён Маркович и усмехнулся.
Сегодня предстояло великое дело – поход в поликлинику за справкой для санатория. Справка нужна была для того, чтобы доказать, что ему нужна другая справка, которая подтвердит, что первая справка действительно нужна. Кафка отдыхает.
В поликлинику номер семнадцать Семён Маркович пришёл к семи утра. Очередь уже была. Человек пятнадцать. Все со знакомыми лицами – не в смысле, что знакомые, а в смысле, что у всех одинаковое выражение обречённой решимости. Как у декабристов на Сенатской площади, только вместо "Константин и конституция" у нас "талончик и регистратура".
– Вы к кому? – спросила бабушка в малиновом берете.
– К терапевту, за справкой.
– А, так вы последний. За мной будете. Я в жёлтой кофте, запомните.
Семён Маркович хотел сказать, что кофта скорее горчичная, но промолчал. В очереди в поликлинике не спорят о цветах. Тут вообще не спорят. Тут выживают.
Ровно в восемь дверь регистратуры открылась, и появилась Она. Клавдия Петровна. Семён Маркович видел её уже лет пять, и каждый раз поражался – как можно так профессионально ненавидеть людей? Это ж талант! Это призвание! Станиславский бы сказал: "Не верю!" А потом бы поверил и заплакал.
– Так! – гаркнула Клавдия Петровна. – По одному! Паспорт, полис, СНИЛС! Без СНИЛСа не принимаю!
– А раньше без СНИЛСа принимали, – робко заметил мужчина в очках.
– Раньше и Сталин был, – отрезала Клавдия Петровна, и все притихли, потому что логическую связь никто не уловил, но спорить было страшно.
Очередь двигалась со скоростью тектонических плит. Семён Маркович достал книжку – томик Бродского, купленный ещё в те времена, когда Бродский был запрещён, а купить можно было только из-под полы. Сейчас Бродского можно купить везде, но никто не покупает. Диалектика, однако.
"Не выходи из комнаты, не совершай ошибку", – прочитал он и подумал, что Иосиф Александрович явно не бывал в поликлинике номер семнадцать. Тут без ошибки и справку не получишь.
– Мужчина, вы что, глухой? Ваша очередь!
Семён Маркович вздрогнул. Клавдия Петровна смотрела на него как удав на кролика. Только удав хотя бы глотает быстро, а тут процесс растягивается на часы.
– Мне справка нужна для санатория.
– Какая справка?
– Ну... справка. От терапевта.
– Форма?
– Какая форма?
– Номер формы какой?!
– Я не знаю...
– Не знаете – узнайте! Следующий!
– Но как же...
– Мужчина, не задерживайте очередь! Вон там на стенде всё написано!
Семён Маркович подошёл к стенду. На стенде было написано всё. Всё, кроме того, что нужно было ему. Расписание прививок от полиомиелита – есть. График работы флюорографии – есть. Даже меню столовой для сотрудников – есть (борщ, котлета, компот – классика жанра). А про справки – ни слова.
Он вернулся в очередь. Теперь он был последним. Бабушка в малиновом (или горчичном?) берете смотрела с сочувствием.
– Первый раз, что ли? – спросила она.
– Да вроде не первый...
– А как не первый, так должны знать: сначала к терапевту идёте, он вам скажет, какая форма нужна, потом обратно в регистратуру, потом опять к терапевту. Это у нас квест такой. Как в компьютерных играх, внук объяснял.
– Но талон-то мне нужен к терапевту!
– А талон без формы не дают.
– Но форму даёт терапевт!
– А к терапевту без талона не пускают.
Семён Маркович почувствовал, как у него начинает дёргаться левый глаз. Это был тот самый момент, когда понимаешь: ты в ловушке. Как муха в янтаре. Только янтарь хотя бы красивый, а тут линолеум советский и запах хлорки.
Прошёл час. Потом ещё один. Очередь двигалась, но Семён Маркович стоял на месте, пытаясь разгадать загадку сфинкса по имени Клавдия Петровна. И тут случилось чудо.
В регистратуру вошёл молодой человек в белом халате. Доктор Айболитов, как прочитал Семён Маркович на бейджике, и чуть не рассмеялся. Айболитов! В поликлинике! Это ж как Правдин в газете "Правда" или Скотинин на ферме!
– Клавдия Петровна, – сказал доктор, – почему вы людей гоняете? Дайте талоны всем, кто за справками. Я всех приму.
– Это не по правилам! – возмутилась Клавдия Петровна.
– А мучить людей – по правилам?
– Я не мучаю! Я порядок соблюдаю!
– Чей порядок? Ваш?
И тут началось. Клавдия Петровна достала толстенную папку с инструкциями. Айболитов достал планшет с электронными документами. Они цитировали параграфы, пункты, подпункты. Это было как рэп-баттл, только вместо рифм – бюрократические формулировки.
Очередь затихла, наблюдая за поединком титанов. Семён Маркович вспомнил, как в детстве смотрел петушиные бои во дворе. Только там хоть перья летели красиво, а тут – только бумажки.
– Пункт семнадцать параграфа восемь! – выкрикивала Клавдия Петровна.
– Отменён приказом номер двести тридцать шесть! – парировал Айболитов.
– Который отменён приказом номер двести сорок!
– Который признан недействительным решением суда!
В какой-то момент Семён Маркович понял: они оба не знают, о чём говорят. Они просто выдумывают цифры и параграфы. Но делают это с таким азартом, с такой страстью, что остановиться уже не могут.
И тут он сделал то, чего никто не ожидал. Встал и начал аплодировать.
– Браво! – крикнул он. – Браво! Великолепная постановка! Театр абсурда в лучших традициях Ионеско!
Клавдия Петровна и Айболитов замерли, глядя на него.
– Вы что, псих? – спросила Клавдия Петровна.
– Может быть, – согласился Семён Маркович. – А вы знаете, что для справки в санаторий психам нужна особая форма? Номер сто двадцать у слэш пси. С печатью психиатра.
– Такой формы не существует! – уверенно заявила Клавдия Петровна.
– Вы уверены? А вдруг существует? Вдруг вы пять лет неправильно справки оформляли? Вдруг проверка придёт?
Слово "проверка" подействовало на Клавдию Петровну как красная тряпка на быка. Она бросилась к компьютеру, начала что-то лихорадочно искать.
– Пока она ищет, – шепнул Айболитов Семёну Марковичу, – пойдёмте ко мне в кабинет. Справку выпишу.
– А как же талон?
– Какой талон? Вы же псих. Психов принимают без очереди. Это пункт... э-э-э... триста двенадцать.
Они прошли в кабинет. Айболитов был молод, лет тридцати, с умными усталыми глазами.
– Вы правда думаете, что я псих? – спросил Семён Маркович.
– А вы правда думаете, что я доктор Айболитов?
– Так написано же...
– Это сценический псевдоним. Настоящая фамилия – Петров. Но когда я в мединститут поступал, декан сказал: "С такой фамилией только в терапевты". Вот я и сменил. Теперь хоть весело.
Семён Маркович рассмеялся. Впервые за это утро искренне рассмеялся.
– Знаете, – сказал Айболитов-Петров, выписывая справку, – я тут третий год работаю. И каждый день думаю: зачем? Зачем эти справки? Зачем эти очереди? Зачем Клавдия Петровна?
– А я вам скажу зачем, – ответил Семён Маркович. – Чтобы было о чём поговорить. Вот приеду я в санаторий, сяду вечерком с мужиками в беседке, и что рассказывать? Как просто пришёл и справку получил? Скучно! А так – целая история! С драмой, с интригой, с неожиданной развязкой!
– Вы философ?
– Я инженер. Бывший. Но в нашей стране каждый инженер немного философ. Иначе с ума сойдёшь.
Айболитов протянул справку. Красивая справка, с печатями, со штампами. Как паспорт в новую жизнь. Правда, жизнь та же, но с справкой как-то спокойнее.
– А знаете что? – вдруг сказал доктор. – А может, вы правы. Может, это всё – просто спектакль. И мы все тут актёры. И Клавдия Петровна – не злая, а просто роль такая.
– Станиславский говорил: "Люблю искусство в себе, а не себя в искусстве".
– А Клавдия Петровна любит себя в регистратуре.
Они оба засмеялись. Смех был слышен даже в коридоре, где всё ещё сидела очередь.
Когда Семён Маркович выходил из кабинета, в коридоре его ждал сюрприз. Вся очередь встала и начала аплодировать. Даже бабушка в спорном берете.
– За что? – удивился он.
– Вы победили систему! – воскликнул мужчина в очках.
– Я не победил. Я просто получил справку.
– В наших условиях это и есть победа!
Клавдия Петровна смотрела из окошка регистратуры. На лице её было странное выражение. Не злость, не раздражение, а что-то похожее на... уважение?
– Мужчина, – окликнула она Семёна Марковича. – Форма сто двадцать у слэш пси действительно существует.
– Серьёзно?
– Да. Отменена в две тысячи третьем году. Но я проверила. На всякий случай. Мало ли.
Семён Маркович подошёл к окошку.
– Клавдия Петровна, можно вопрос?
– Валяйте.
– Вы любите свою работу?
Она задумалась. Надолго. Потом сказала:
– Знаете, я тут тридцать лет. Тридцать лет каждое утро прихожу, открываю это окошко и думаю: "Ну всё, сегодня буду доброй. Сегодня буду всем улыбаться". И знаете что?
– Что?
– Не получается. Потому что как только улыбнёшься, сразу начинают наглеть. Лезут без очереди, требуют невозможного, хамят. А когда строгая – порядок.
– Но это же замкнутый круг!
– А вся наша жизнь – замкнутый круг, мужчина. Вы вот за справкой пришли. Через месяц придёте её продлевать. Потом ещё через месяц. И так до бесконечности.
– До санатория.
– Или до крематория.
Они помолчали. В коридоре было тихо. Даже очередь притихла, слушая их философский диалог.
– Но знаете что, Клавдия Петровна? – сказал Семён Маркович. – Может, смысл не в том, чтобы разорвать этот круг. Может, смысл в том, чтобы сделать его... красивее, что ли?
– Это как?
– Ну вот вы сейчас со мной нормально разговариваете. Без крика, без "следующий!", без "не положено". И мне приятно. И вам, наверное, тоже?
Клавдия Петровна хмыкнула.
– Может, и приятно. Только вы-то уйдёте, а я останусь. И завтра опять придут за справками. И опять без СНИЛСа. И опять будут спрашивать то, что на стенде написано.
– А вы попробуйте один день. Только один. Побыть доброй Клавдией Петровной. Не кисельной, не сюсюкающей, а просто... человечной. Интересно же, что получится?
– Хаос получится.
– Или не хаос. Вот Айболитов же как-то справляется без крика.
– Айболитов молодой. У него идеалы ещё не выветрились.
– А у вас выветрились?
Клавдия Петровна посмотрела на него долгим взглядом.
– Знаете что? Ладно. Попробую. Завтра. Один день. Но если что – вы виноваты.
– Договорились!
Семён Маркович пожал её руку через окошко. Рука была тёплая, обычная человеческая рука. Не клешня бюрократической машины, а просто рука уставшей женщины, которая тридцать лет сидит в окошке и выдаёт талоны.
На выходе из поликлиники его догнал Айболитов.
– Семён Маркович! Подождите!
– Что-то с справкой не так?
– Нет, всё в порядке. Просто... хотел сказать спасибо.
– За что?
– За урок. Я тут борюсь с системой, злюсь, нервничаю. А вы показали, что можно по-другому. С юмором. С иронией. С человечностью.
– Молодой человек, в моём возрасте уже понимаешь: система победить нельзя. Но можно научиться с ней танцевать. Как в том анекдоте: "Не можешь изменить ситуацию – измени отношение к ней".
– Мудро.
– Не мудро, а опытно. Это разные вещи. Мудрость – это когда знаешь, как правильно. Опыт – это когда знаешь, как на самом деле.
Они попрощались. Семён Маркович шёл домой по весеннему городу. Солнце светило, снег таял, воробьи чирикали. Обычный мартовский день в Минске. Только в кармане лежала справка – маленькая победа маленького человека над большой системой.
Дома его ждала жена.
– Ну как? Получил?
– Получил.
– Долго стоял?
– Не очень.
– А Клавдия Петровна как?
– Нормально. Договорились даже.
– О чём?
– О человечности.
Жена посмотрела на него как на сумасшедшего.
– Сёма, ты точно в поликинике был, а не в филармонии?
– Знаешь, Роза, а ведь поликлиника – это тоже своего рода филармония. Только вместо музыки – стоны, вместо дирижёра – Клавдия Петровна, а вместо оркестра – очередь.
– Выпей валерьянки.
– Не надо. Я и так в дзене.
Вечером позвонил сын из Израиля.
– Пап, как дела?
– Нормально. Справку получил.
– Для санатория?
– Для жизни.
– В смысле?
– В прямом. Понял сегодня: жизнь – это не то, что с нами происходит, а то, как мы к этому относимся. Вот ты бы выстоял четыре часа в очереди и потом злился бы неделю. А я выстоял, посмеялся и даже новых друзей нашёл.
– Пап, ты где друзей нашёл? В поликлинике?
– А что? Доктор Айболитов – прекрасный молодой человек. И Клавдия Петровна, если разобраться, не такая уж и страшная.
– Пап, ты точно в порядке?
– Я в полном порядке. У меня даже справка есть, что я в порядке. С печатью.
Сын вздохнул на том конце провода.
– Ладно, пап. Главное, что справку получил. Когда в санаторий?
– Через две недели.
– А что за санаторий?
– "Сосновый бор". Под Минском.
– И что там?
– Грязи, массаж, диетическое питание.
– Звучит как пытка.
– Звучит как отдых от поликлиники.
Они попрощались. Семён Маркович сел в кресло, открыл томик Бродского на том месте, где остановился утром.
"Человек есть конец самого себя и вернее – падения, ибо находится всегда как бы в будущем..."
Закрыл книгу. Какое будущее? Какое падение? Вот есть справка, есть путёвка в санаторий, есть Клавдия Петровна, которая завтра попробует быть доброй. Маленькие победы маленьких людей. А из них, если подумать, и состоит большая жизнь.
На следующее утро любопытство победило. Семён Маркович специально пошёл мимо поликлиники. Заглянул в окно регистратуры.
Клавдия Петровна сидела на своём месте. Перед окошком – очередь. Но что-то было не так. Семён Маркович присмотрелся и не поверил своим глазам.
Клавдия Петровна улыбалась.
Не той дежурной улыбкой, которую включают по инструкции. А настоящей, человеческой. И разговаривала с бабушкой в очереди не как регистратор с пациентом, а как... как нормальный человек с нормальным человеком.
– ...конечно, понимаю, – услышал он её голос. – У меня мама тоже с давлением мучается. Вот, запишите название таблеток, мне врач советовала...
Бабушка что-то записывала, кивала, благодарила. Следующий в очереди – мужчина с костылём – не толкался, не нервничал, спокойно ждал.
Семён Маркович отошёл от окна. На душе было странно. Тепло и грустно одновременно. Тепло – потому что маленькое чудо всё-таки случилось. Грустно – потому что понимал: это ненадолго. День, может два. Потом Клавдия Петровна устанет быть доброй, пациенты начнут наглеть, и всё вернётся на круги своя.
Но даже один день – это уже что-то. Как говорил Чехов: "Если каждый человек на куске земли своей сделал бы всё, что он может, как прекрасна была бы земля наша".
Клавдия Петровна сделала, что могла. На своём маленьком куске земли размером с окошко регистратуры.
Через две недели Семён Маркович уехал в санаторий. Грязи оказались не такими уж грязными, массаж – вполне терпимым, а диетическое питание... ну, это вообще отдельная история.
В столовой санатория он встретил ту самую бабушку в берете. Берет был уже другой – синий. Но бабушка та же.
– А, товарищ по несчастью! – обрадовалась она. – Вы тоже сюда добрались?
– Добрался. С боем, но добрался.
– А я знаете как справку получила? Пришла на следующий день после вас, а Клавдия Петровна – не узнать! Добрая, внимательная. Даже чаю предложила, пока талон оформляла.
– Чаю?
– Ага. С печеньем. Говорит, у неё день рождения. Хотя я думаю, врёт. Просто настроение хорошее было.
Семён Маркович улыбнулся. Значит, продержалась Клавдия Петровна больше одного дня. Может, и правда день рождения был. День рождения новой Клавдии Петровны.
– А вы чем болеете? – спросила бабушка.
– Остеохондроз.
– О, у меня тоже! Давайте вместе на процедуры ходить. Веселее будет.
И они ходили. На грязи, на массаж, на физкультуру для пожилых (которая больше напоминала замедленный флешмоб). По вечерам играли в домино с другими отдыхающими, пили кефир (спиртное в санатории запрещено, но кто сказал, что в кефире не может случайно оказаться коньяк?), рассказывали истории из жизни.
Семён Маркович рассказал про поликлинику, про Клавдию Петровну, про доктора Айболитова. Все смеялись. Потом каждый рассказал свою историю борьбы за справку. Оказалось, у каждого есть своя Клавдия Петровна. В каждой поликлинике, в каждом городе.
– А может, это специально? – предположил бывший военный из Гомеля. – Может, это такой естественный отбор? Слабые отсеиваются, а в санаторий попадают только самые стойкие?
– Или самые хитрые, – добавила учительница из Бреста.
– Или самые терпеливые, – вставила бабушка в синем берете.
– Или самые философски настроенные, – закончил Семён Маркович.
Две недели пролетели незаметно. Грязи не помогли, массаж тоже, от диетического питания только изжога появилась. Но настроение было прекрасное. Потому что дело не в процедурах. Дело в людях, в историях, в том, что ты не один со своими проблемами.
В последний день Семён Маркович получил справку о прохождении санаторно-курортного лечения. Красивая справка, с гербом санатория, с подписью главврача.
– Это вам в поликлинику надо будет отнести, – сказала медсестра.
– Зачем?
– Для отчётности. Чтобы в следующий раз путёвку дали.
– То есть я должен отнести справку о том, что получил справку, по которой получил путёвку, чтобы получить справку для следующей путёвки?
– Именно!
– Великолепно. Просто великолепно. Кафка нервно курит в сторонке.
Вернувшись домой, Семён Маркович первым делом пошёл в поликлинику. Не потому что надо было – справку можно было отнести и через неделю. Просто интересно стало.
Клавдия Петровна сидела на своём месте. Увидела его, узнала, кивнула.
– С возвращением. Как санаторий?
– Нормально. А у вас как?
– Тоже нормально.
– Всё ещё добрая?
– Не всегда. Но стараюсь.
– И как?
– Тяжело. Но... знаете, иногда приятно. Когда искренне благодарят. Когда не ругаются. Когда понимают, что я тоже человек.
– Вы всегда были человеком, Клавдия Петровна.
– Да? А я и забыла.
Они помолчали. Очередь за спиной Семёна Марковича начала проявлять нетерпение.
– Ладно, не буду задерживать, – сказал он. – Вот, справку принёс из санатория.
– Давайте. И вот что... Семён Маркович, да? Через полгода приходите, выпишу направление на следующий год. Без очереди.
– Это же не по правилам!
– А кто сказал, что я всегда соблюдаю правила? – подмигнула Клавдия Петровна.
Семён Маркович вышел из поликлиники с странным чувством. Будто что-то важное произошло. Что-то маленькое, незаметное, но важное.
Вечером он снова открыл томик Бродского. Нашёл нужную строчку:
"Время больше пространства. Пространство – вещь.
Время же, в сущности, мысль о вещи.
Жизнь – форма времени."
Закрыл книгу, задумался. Жизнь – форма времени. А справка – форма жизни. Форма номер столько-то. С печатью.
И Клавдия Петровна – тоже форма жизни. Может, не самая приятная, но необходимая. Как прививка от излишнего оптимизма. Как напоминание о том, что жизнь – это не только санатории и массажи, но и очереди, и бюрократия, и абсурд.
Но в этом абсурде есть своя логика. В этой бюрократии – своя поэзия. В этих очередях – своя философия.
И пока мы можем над этим смеяться, мы живы. Пока можем находить человеческое в бесчеловечном, доброе в злом, смешное в грустном – мы люди.
А справка... что справка? Справка – это просто бумажка. Которая подтверждает, что мы прошли через всё это и остались собой.
С печатью.