День был тёплый, июньский, с привкусом зреющей клубники. Солнце переливалось в окнах многоэтажек, создавая иллюзию, будто стекло плавится. Анна сидела на террасе своей новой квартиры, обхватив колени руками. Нет, не новой — съёмной, тринадцатый этаж, с видом на пыльный парк и далёкую линию горизонта, где небо смыкалось с крышами домов.
Переезд в этот район был спонтанным решением. Прошлой весной распался её брак — тихо, без скандалов, просто Сергей однажды сказал: "Мне кажется, мы оба заслуживаем большего". И Анна согласилась. Удивительно, как иногда самые важные решения принимаются без драмы, словно выбор между чаем и кофе.
Она провела пальцем по шершавой поверхности бетонного ограждения террасы. Тринадцатый этаж. Анна никогда не была суеверной, но сейчас числа казались ей значимыми. Тринадцать лет брака. Тринадцатый этаж. Квартиру она сняла тринадцатого мая. Совпадения складывались в узор, который она пока не могла прочесть.
Ветер трепал страницы раскрытой книги, лежащей на плетёном столике. Анна давно не читала — всё время занимала работа. Странно, когда-то она мечтала стать редактором, а теперь корректировала рекламные тексты в маленьком агентстве, где все сотрудники, казалось, существовали отдельно друг от друга, как планеты разных солнечных систем.
Звук открывающейся стеклянной двери за спиной заставил её вздрогнуть. Она обернулась и увидела соседа с террасы справа — мужчину лет сорока, с ранней сединой и неожиданно молодыми глазами.
— Добрый день, — сказал он, поставив на своей стороне лейку для цветов. — Давно хотел познакомиться. Я Михаил.
— Анна, — она кивнула и улыбнулась уголками губ.
— Вы недавно здесь?
— Два месяца. А вы?
— Почти четыре года, — он опёрся на разделяющую их перегородку. — Знаете, странное место — эти террасы. Вроде и отдельно, а вроде и вместе. Чувствуешь себя одновременно и затворником, и на публике.
Анна посмотрела вниз, на разделяющие их террасы железобетонные перегородки, не доходящие до потолка. Архитектор явно хотел создать иллюзию приватности, но на самом деле сделал пространство общим — звуки, запахи, обрывки разговоров — всё путешествовало свободно.
— Я слышала, как вы играете на гитаре, — призналась она.
Михаил поднял брови.
— И как вам?
— Мне нравится, особенно вечером, когда стемнеет. Джаз?
— По большей части. Иногда классика. Бах удивительно хорошо звучит на гитаре.
Они замолчали. Тишина была не напряжённой, а какой-то... уютной.
— Хотите кофе? — внезапно предложил Михаил. — У меня есть отличная колумбийская арабика.
Анна заколебалась. Странно, как быстро разрушаются границы. Ещё вчера они были незнакомцами, и вот уже кофе у него на террасе?
— Давайте здесь, — сказала она. — Я только поставлю чашки.
* * *
Кофе стал традицией. Сначала раз в неделю, потом через день, потом ежедневно. Они сидели, каждый на своей террасе, разделённые бетонной перегородкой, и разговаривали. О книгах, о работе, о погоде. Михаил оказался преподавателем в музыкальной школе и свободным композитором. Иногда писал музыку для документальных фильмов, иногда для радиоспектаклей.
— Я давно ничего не писал для себя, — признался он однажды вечером, когда они наблюдали, как город зажигает огни. — Всё время что-то по заказу, под конкретные требования.
— Понимаю, — кивнула Анна. — У меня так же. Столько лет правлю чужие тексты, что уже и не помню, как это — писать своё.
— А вы писали?
— В университете. Рассказы, маленькие эссе. Ничего серьёзного.
Михаил задумчиво смотрел на горизонт.
— Знаете, что самое сложное? Перестать ждать момента, когда всё станет правильным. Вдохновения, свободного времени, идеальных условий...
Анна улыбнулась.
— У меня целая коллекция новых блокнотов. Берегу их для "особых мыслей".
— И все пустые?
— Как вы догадались?
Они рассмеялись.
Наступил июль, знойный, пахнущий раскалённым асфальтом. Анна заметила, что стала проводить на террасе всё больше времени. Купила кресло-качалку, маленький журнальный столик, повесила гирлянду с мягкими лампочками. Пространство преображалось — вместо транзитной зоны становилось частью дома.
Однажды вечером Михаил принёс гитару. Сел на своей стороне у самой перегородки и начал играть — что-то простое, мелодичное, как тихий разговор.
— Что это? — спросила Анна, закрыв глаза.
— Ещё не знаю, — ответил он. — Просто играю.
И Анна поняла: он сочиняет. Прямо сейчас, для неё. Было в этом что-то невероятно интимное, словно прикосновение.
На следующий день она принесла на террасу новый блокнот — тот самый, с мраморной обложкой, который всё ждал "особых мыслей". И начала писать. Просто так, без цели, без ожиданий. О свете, меняющемся в течение дня, о птицах, садящихся на перила, о разговорах с Михаилом. Маленькие зарисовки, обрывки воспоминаний, случайные наблюдения.
* * *
Август пришёл с грозами и душными ночами. Анна узнала, что Михаил разведён уже шесть лет, что у него есть дочь-студентка, живущая с матерью в другом городе, что он обожает пешие прогулки и никогда не пользуется навигатором, предпочитая иногда теряться.
— В детстве я мечтал стать исследователем, — сказал он. — Забираться туда, где не ступала нога человека.
— И как? Много неизведанного нашли? — улыбнулась Анна.
— Не так чтобы очень, — он усмехнулся. — Но иногда даже в обычном парке можно найти тропинку, которой ещё не ходил.
Они помолчали, глядя на далёкие молнии.
— Мне кажется, я так и жила, — вдруг сказала Анна. — По проторенным дорожкам. Учёба, работа, брак... всё как будто по расписанию. И вот в сорок два вдруг оказалось, что нужно самой выбирать, куда идти дальше.
Михаил смотрел на неё внимательно, с какой-то тёплой серьёзностью.
— Страшно?
— Очень, — она не стала притворяться. — Иногда просыпаюсь ночью и думаю — что я здесь делаю? Как я здесь оказалась? Тринадцатый этаж, съёмная квартира, одна...
— Но ведь не одна, — тихо сказал он. — Я за стенкой.
Анна почувствовала, как к горлу подкатывает комок.
— Да, — только и смогла сказать она. — Вы за стенкой.
В ту ночь ей приснилось, что перегородка между террасами стала прозрачной, как стекло. Они сидели с Михаилом и смотрели друг на друга сквозь неё, но не могли коснуться.
* * *
В середине августа Михаил исчез. Анна не видела его три дня, хотя специально выходила на террасу в их обычное время. Его дверь оставалась закрытой, свет не горел. Она поймала себя на том, что прислушивается к каждому шороху из его квартиры, и разозлилась на саму себя. В конце концов, это всего лишь сосед. Сосед, с которым она пьёт кофе и разговаривает. Не обязан же он отчитываться.
На четвёртый день, когда она уже почти убедила себя, что ничего особенного не произошло, раздался стук в дверь. Анна открыла и увидела Михаила — загорелого, с рюкзаком за плечами.
— Привет, — сказал он. — Только вернулся. Спонтанно уехал с друзьями на Селигер, телефон там не ловил...
— Привет, — Анна старалась говорить ровно. — Как отдохнул?
— Хорошо. Отлично даже. Слушай, я тут подумал... — он вдруг замялся. — Мне через две недели нужно ехать в Питер. Записывать музыку для одного проекта. Может, поедешь со мной? Там как раз литературный фестиваль...
Анна моргнула.
— В каком смысле — с тобой?
— В прямом, — он улыбнулся. — Я забронировал номер в отеле на Фонтанке. С видом на реку. Как тебе такой план?
Она смотрела на него и чувствовала, как что-то происходит внутри — словно наконец-то рушится стена, отделявшая её настоящую от той женщины, которой она пыталась быть все эти годы.
— Нам обязательно нужна река? — спросила она. — После наших террас?
— Нет, — он засмеялся. — Не обязательно. Важно, чтобы мы были рядом. Без перегородок.
* * *
Они уехали в последний день лета. Анна заперла дверь на террасу и впервые за долгое время подумала, что жизнь непредсказуема и прекрасна именно поэтому. Тринадцатый этаж оказался счастливым. Странно, что никто не рассказывает о том, как иногда нужно всё потерять, чтобы найти дорогу к себе.
В поезде Михаил сидел у окна и что-то наигрывал на воображаемых клавишах. Анна наблюдала за его руками с длинными музыкальными пальцами и думала о том, что их история началась необычно — без прикосновений, только слова и музыка через бетонную стену. Может быть, именно поэтому они смогли так хорошо узнать друг друга — не отвлекаясь на физическое, сразу перейдя к глубинному.
— О чём думаешь? — спросил Михаил, перехватив её взгляд.
— О стенах, — ответила она. — О том, как они иногда не разделяют, а соединяют.
Он взял её за руку, и Анна почувствовала тепло его ладони — первое настоящее прикосновение после стольких разговоров.
— Знаешь, это могло бы стать хорошим рассказом, — сказал он.
— Уже стало, — улыбнулась она. — Я записала его в тот блокнот с мраморной обложкой.
За окном мелькали деревья, телеграфные столбы, маленькие станции. Поезд уносил их прочь от города, от тринадцатого этажа, от террас с перегородками. Впереди был Санкт-Петербург, новая музыка Михаила, литературный фестиваль, где Анна впервые за много лет собиралась прочитать что-то своё.
А главное — впереди была осень, сезон, когда природа готовится к покою, а для них двоих начиналось что-то совершенно новое. Какой-то особенный, личный календарь, где времена года не совпадают с общепринятыми.
В конце концов, разве не в этом суть настоящей жизни — найти своё время, свой ритм, свою музыку? И человека, который будет слушать её вместе с тобой.
Колёса стучали, отбивая такт неизвестной пока мелодии. Новый рассказ ждал своего начала.